Хитрый генерал – видно атаману Платову насолить хотел, как говорится, "ежа в шаровары" подпустить – осрамить, значит, его перед Государыненй. Шутка ли позорище такое выдумать – казакам с мышами ратиться.

Свистнули – кликнули – Враз вот едет на горячем коне геройский атаман Платов, за ним конными рядами казаки бравые, чубы кудрявые, с присвистом да подголоском громко поют:

–"Не страшит нас пуля, меч,

Не страшит ядро, катечь.

Горы, лавины,

Бурные стремнины…"

Хотел генерал Платову подгадить, должно, славе казачьей завидовал, да атаман то не прост оказался. Как услыхал, что сейчас казаков наладят мышей гонять, сразу резолюцию свою высказал:

– Мы, Ваше Величество, любой приказ исполнять всегда в готовности! Казаки на то присягой обязаны! Да только как б нам Казне Государственной и Дворцу Зимнему урону не нанесть. Мы ведь, то есть, кавалерия – как с конями во дворце поместимся? Ведь и кони в парадных залах естеством своим напачкают, да и мы пиками, непременно, все потолки расписные в пыль покрошим! Эва вон они у нас какие пики длинные! Апосля одним ремонтом разоритесь.

– Молодец! – говорит Императрица, – Вот тебе медаль "За усердие", потому как о Державе разумное попечение имеешь – Казну бережешь.

И в знак своего монаршего благоволения атамана к ручке допустила.

Тут другой генерал наперед выскакивает, чтобы преданность государыне выказать:

– Гвардию послать! Преображенцев надоть! Пехоту гвардейскую!

– Чего!? – кричит Елизавета Петровна, – Гвардию? Разуй глаза, генерал! Вона они молодцы какие саженного росту – пехота линейная, как строем пойдут – любые стены проламывают! Да они как станут своими сапожищами пудовыми грохотать, да штыками трехгранными разить – прощай дворцовые мебеля, да зеркала и все паркеты наборные, драгоценными породами древесными выложенные! В уме ли ты, генерал, как богатырь гвардеец с размаху штыком в мелкую мышь на полу попадет! Они, гвардейцы то есть, ведь мигом дворец весь по щепкам да кирпичикам разнесут от своей храбрости да усердия!

Тут один, по виду либо ученый, либо доктор, а как впоследствии оказалось – волшебник, говорит:

– Да не пужайтесь так, Ваше Величество! Ну, какой от маленькой мышки может быть вред? Что эта молекула человеческой особе исделать способна?!

– Как это?! – совсем гневается государыня, – Да я от одного вида мыши в обморок чувств падаю! Фрейлены мои, и прочие благородные дамы – женщины полные, да вона в фижмах каких пышных" Случаем, заскочет мышь под юбку, аль за декольте, да бегать там станет – в момент у нас в от того головах кружение сделается и разрыв сердца. А вот ты сказывал, что душу любого негодного человека в мышь обратить можешь! Может, врал?

– Никак нет! Как можно врать, Ваше Величество, все в точности так: могу душу злодея в мышь превратить и побежит она у него в пятки, а сам он замертво упадет. Но вот обратное из мыши в человека обращение – науке неизвестно. Да вы не сомневайтесь, я по всем залам яды разложу – со временем всех мышей выведем непременно!

– Яды?! – Государыня до того в сердца вошла, что на лицо, аж в синий отлив раскраснелась, – Так ты, вошь заморская, нам сюды в Россию яды привез? Тебя сюды лечить выписали, а ты травить намеревался? Нонеча – мышей, а завтрева – людей?! А ну- ко позвать сюда профоса с веревкой – пущай повесит сего колдуна!

Волшебник на колени пал:

– Матушка Государыня помилуй, прости! Не подумавши, сболтнул…

А девочке его жалко – старенький он, – парик то с него пышный свалился, а под париком то головёнка стриженная махонькая с кулачок и вся как есть седая,…Должно, от жалости – прибавилося девочке храбрости. Выступила она перед царицей Елизаветой Петровной да, чтобы она от казни отвлеклась, и говорит: