– А если человек не верит в потусторонний мир? – спросила она. – Выходит, тогда он окажется в пустоте? Непроглядная тьма – и так на веки вечные?

– Возможно, на какое-то время. А потом кто-нибудь вроде тебя или кто-нибудь из тех, кого они любят, снова направит их к свету…

– Но там же тьма.

– Они не способны видеть просто потому, что глаза их закрыты. Но как только они откроют глаза, то сразу увидят свет.

– Умница.

Умница… А тот парень с порога заявил, что я не справляюсь со своим домашним заданием! Нет, с женщинами гораздо легче.

– Получается, есть миры, которые похожи на ад, и те, которые похожи на рай? – спросил я.

– То, во что искренне верим, становится для нас реальностью.

– Так что же тогда по-настоящему реально? Или все соткано из наших представлений?

– Ты сам только что это понял!

Что за улыбка!

– Ангелы всегда так прекрасны?

– Спасибо, – снова улыбнулась она. – Да, в вашем раю. Чем выше поднимаешься, тем тоньше и прекраснее миры, а с ними и ангелы. Так что же реально? – повторила она мой вопрос.

– Все миры – это наши представления о них, – заметил я. – Любовь – вот что реально.

– Ты сказал Любовь, а не Бог?

– Именно Любовь.

– Ты уже на пороге пробуждения. Приятно было познакомиться!

Но улыбнулась она мне как старому знакомому, словно мы беседовали с ней уже не одну сотню сновидений!

К 1961 году я был пилотом ВВС в Нью-Джерси. В моем распоряжении был истребитель-бомбардировщик F-84F «Тандерстрик». Этот медлительный по современным меркам самолет с трудом дотягивал до скорости в 1 Мах (1200 км/ч). Большой и тяжелый, он весил 14 тонн. Ему требовалось как следует разогнаться по взлетной полосе, чтобы подняться в воздух. В компании «Рипаблик» он получил название Громовержца, а сами пилоты окрестили его Боровом.

Я был новеньким в эскадрилье. Никто тут меня не знал, не видел, как я летаю. Так можно ли было мне доверять?

В те дни, как и сегодня, я терпеть не мог алкоголя. Как могут пилоты пить эту гадость, если управление самолетом требует ясного ума? Я даже обходил стороной местный офицерский клуб, где подавали спиртное. Но в одну из пятниц пилоты устроили там дружескую вечеринку, на которую я тоже был приглашен.

Я заказал себе имбирный эль (безалкогольный напиток), что не осталось без внимания сослуживцев.

– Имбирный эль и все? – тут же спросил один из них.

– Да, – невозмутимо ответил я.

Позже вечером, когда все уже были порядком навеселе, мы с одним из пилотов сидели за столиком и говорили о самолете F-84. С серьезным видом он шутил, что якобы на носу у этого самолета установлен специальный барьерный датчик, который не позволяет самолету подняться в воздух до окончания взлетно-посадочной полосы. Но я знал, что это одна из «разводок» для новичков, и потому засмеялся. Он тоже засмеялся, но про себя я отметил: «Шутки шутками, но это тебе не F-86 Сейбр, не дневной истребитель. Это тяжелая машина, разгоняется долго, так что следи за скоростью взлета».

Тут к нам подошла шумная компания. Пилоты окружили наш столик, напевая что-то вроде песни. У меня забрали имбирный эль, а взамен поставили высокий стакан, до краев наполненный прозрачной жидкостью, в которой плавала одинокая оливка.

Бог ты мой, подумал я. От меня требовали, чтобы я выпил весь джин залпом. Они начали петь:

Хай, Зигги Зумба, Зумба, Зумба, Хай Зигги Зумба, Зумба, Зумба Зэй.

Держите его, воины зулу, держите его, вожди.

Держите его…

Думать было некогда.

Чего они хотели? Они хотели, чтобы я забыл о том, что не пью, поскольку это был обряд посвящения для каждого новичка. Если выпьет, значит, доверяет нам больше, чем своим принципам, и мы позволим ему летать с нами. Откажется – значит, пренебрегает нами, и мы уже не сможем доверять ему в воздухе.