Второе, реагент: тут дело гораздо сложнее, мы почти точно идентифицировали состав, но изготовить такой кустарным способом нереально. Есть также одна зацепка, одна из составляющих, редкий окислитель, используемый в изготовлении микромолекулярных схемах. Он используется всего на четырех предприятиях: три из них совершенно автоматизированы и получить туда доступ постороннему человеку невозможно, там агрессивная для живых организмов среда и система сразу же поднимет на ноги спасательную службу…

– А если взлом? – спросил Руслан, меланхоличный романтик рассуждающий, о судьбах мира и богах исчез, остался только жесткий, расчетливый и прагматичный специалист.

– И каким образом можно взломать астероид?

– Можно, все можно, если очень захотеть…

– Вам виднее Руслан, но я думаю, что чем пытаться проломить скалу в открытом космосе, за пятьдесят миллионов верст отсюда, гораздо проще сходить на завод робототехники. Даже придумывать не надо как пройти, экскурсии идут по несколько раз в день, да и людей там работает почти шесть сотен.

– Глухарь! – расстроено сказал Руслан.

– Какой глухарь, – озвучила общее с Купавой недоумение Маргарет – Причем здесь птица?

– Это сленговое выражение, означает что дело не продвигается или как говорят на родине Руслана: дело глухо, вот и получается безнадежное дело – глухарь. – просветил девушек начитанный Еремей Олегович. – Но это не глухарь, Руслан. Эти самые микромолекулярные схемы роботов, а их там больше трех тысяч, записывают все, что видит или слышит робот. Их очищают от ненужной информации раз в три месяца, последняя чистка была шестьдесят восемь дней назад. Я уже распорядился, чтобы память роботов анализировали и всех, кто заходил за это время в закрытую зону выделили. К утру я думаю, мы будем иметь полный список. И будем надеяться, что злоумышленник был там, в пределах этого срока.

– Профессор, в КГБ вы бы сделали блестящую карьеру! – сказал Руслан.

– Спасибо, молодой человек! А что такое КГБ?.. Ладно, не будем отвлекаться. Дальше, опять-таки благодаря подсказкам Руслана, мы анализировали грязь из-под ногтей Майи, в ней содержится цинк. Я думаю, что это следы типографской краски, что использовалась в старинных книгах, но свежая. Так что предположение Руслана, что этот человек из его мира косвенно подтверждается, в его мире бумага до сих пор широко распространенный способ передачи информации.

И последнее, за четыре дня до смерти она почти ничего не ела. Имеет это какое-то особое значение или нет, я не знаю.

– Она постилась. – ответил Руслан. – в большинстве наших сект изматывание адепта голодом есть непременное условие посвящения на следующую ступень. Теперь твоя очередь Маргарет, расскажи нам о Майе. – попросил он.

– Я пришла в семью, когда Майе не было еще и года. У Сэнь и Орландо семья только формировалась. Да и не было толком еще семьи, просто два студента любили друг друга и жили вместе, о будущем не думали, а заявку на ребенка подали скорее по обычаю, чем в серьез рассчитывали на то, что ее примут. Но приняли. Бытовые проблемы закружили молодых ребят и им, наверное, потребовался некий якорь. А я как раз вернулась из дальнего похода к Бетта-Водолея. Восемнадцать лет в анабиозе, все связи растерянны, друзья и родственники разъехались… Я полюбила Орландо, он совершенно не похож на меня, вечно в облаках мысленно, а я хотя и летаю, человек прагматичный. Он может даже в домашней одежде на работу пойти, бывали случаи. С Сэнь у нас вспыхнула просто настоящая страсть, эта девочка меня до сих пор восхищает…

– Страсть с Сэнь?! – Поперхнулся Руслан.