Под простыней лежит Билли Френд, убитый самым чудовищным, самым изуверским, самым преднамеренным образом, и Джо сознает, что ему теперь с этим жить. Жить в новом, очень беспощадном мире.
Билли умирал, глядя на портрет Джойс. Непонятно, чего в этом было больше, милосердия или жестокости.
Джо содрогается.
Билли Френд мертв.
V
Главная особенность стрельбы по людям, вспоминает теперь Эди Банистер, заключается в том, что одной жертвой ограничиться крайне непросто. Застрелив своего несостоявшегося убийцу и находясь, что называется, в бегах, она должна каким-то образом вернуться в прежнее, уравновешенное «я» и не пытаться грохнуть каждого встречного. Уже дважды ей пришлось сделать себе весьма строгий выговор, когда она едва не прикончила двух неприятных пешеходов и одного водителя-тугодума. Зато какая она молодец, что сумела не изрешетить мистера Хенли, дворника, которому приспичило вырасти за ее спиной ровно в тот миг, когда она спешно покидала здание, да еще пожелать ей доброго утра! И поистине образцовую выдержку она проявила, не пустив пулю в затылок вышедшей на прогулку миссис Крабб (которую она всегда недолюбливала).
Сосредоточься, корова ты старая!
Сумка с пистолетом оттягивает плечо. Эди по привычке его перезарядила. Конечно, вряд ли на нее нападут прямо на улице; весь этот околомистический треп про то, что всегда следует готовиться к самому неожиданному развитию событий, яйца выеденного не стоит. Пока ты будешь готовиться к неожиданному, говорил ей в Бурме один угрюмый отставной вояка, ожидаемое выскочит из подворотни и вышибет тебе мозги. Ожидать следует ожидаемого, а об остальном – просто помнить.
В данном случае следует ожидать, что враг пока ничего не подозревает. Враг убежден, что мистер Биглендри раздавил старушонку, как букашку. Головореза не будут искать еще полчаса, а то и целый день (в зависимости от длины привязи, на которой его держат). Итак, первым делом – переодеться.
Она садится в такси и называет водителю некую безвестную улочку в Кэмден-тауне. По дороге рассказывает ему небылицу о правнуках, настолько идиотскую, что самой тошно. Спустя полчаса водитель перестает поглядывать на нее в зеркало, и Эди чувствует, как меркнет, расплывается ее образ в его памяти: неприметная старушка неприметного роста в неприметной одежде. Сущий одуванчик, разве что не в меру болтливая.
Все еще лопоча банальности, Эди расплачивается, затем нащупывает в сумочке старинный пенни образца 1959 года. По тем временам это были неплохие чаевые, а сегодня – просто металлолом. У нее целый клад таких монет. С их помощью очень удобно убеждать окружающих в своей невменяемости.
– Это вам на чай, шофер, благослови вас Господь!
Водитель поспешно забирает монету, глядя куда угодно, только не на нее. Ему хочется одного: забыть, что пришлось иметь с ней дело. Ощупав круглый металлический предмет и почувствовав, что монета не того размера и не того веса, какого должна быть, он невольно замирает на месте. Спустя час, если он и вспомнит о чокнутой старушке, в его мыслях она превратится в амальгаму всех неприятных черт, какими может обладать пассажир.