– В ад. В а-а-ад! – вопила горящая монашка и бежала на нас. Я валялся на бревнах, корчась от боли. Будь у меня силы двигаться, то откатился бы в сторону, но настолько устал махать крыльями, что выдохся.

В рапиде монашка замахнулась надо мной заостренной палкой, но мальчик успел толкнуть её в ров. Несколько горящих капель бензина с ее шкуры перелетели на лицо мальчика, сжигая плоть и волосы. Упав на колени у края стены, он завопил, в шоке вытирая лоб и щеки, тем самым обжигая ладони. Из последних сил я поднял здоровое крыло и столкнул его в ров. Мальчик с воплем полетел вниз, а я перевернулся на спину и посмотрел на небо. Облака исчезли. Ничто не прятало от жаркого солнца. Пролетавший надо мной косяк птиц выпустил снаряд, который упал мне на лицо.

– Когда-нибудь, – прошептал я и почуял запах помета с жареной курицей.

Стена полыхала все это время и подпалило мне крыло. Пламя подступало, оставляя единственный выход. Я подкатился к краю и сорвался в ров навстречу вылезавшему на сушу мальчику. Подо мной он сложился, как карточный домик, прилип к пузу, и вместе мы ушли под воду. C надутыми щеками гребли к поверхности, но увидели её. Обгоревшая монашка извивалась, как угорь, и судя по количеству выпускаемых из её рта пузырьков, что-то орала.

– Гр, бл-бл-бл!

Она тянула вперед наконечник стрелы, как вдруг её схватило нечто быстрое и унесло в темноту. Мы с мальчиком переглянулись.

«Я же говорил, что здесь есть крокодилы!» – жестами показывал тот.

«Что?»

«Крокодилы!» – смыкающимися в замок пальцами мальчик показал челюсть.

«Повидло?»

«Чего?»

Нас выловили мужики, которые должны были достроить стену, но вместо этого ее тушили.

Следующий эпизод начинается в больнице. Мне перевязывали крыло с некогда белоснежными перьями, окрасившимися кровью. Левое не разгибалось полностью. Целебных дел мастер перевязывала рану, пока я сидел на койке из сена и смотрел на мальчика. Тот лежал рядом. Девушка в рясе накладывала бинты, вымоченные в масле и алое, на обгорелые участки его кожи. Одним глазком он поглядывал на меня.

– Там есть крокодилы, – прохрипел он, растянув почерневшие от обожженной крови губы в улыбке.

Я долго молчал. Скалился от прикосновений до ран целебных дел мастера и пытался придумать юморной ответ, но вспомнил про повидло и расхохотался.

– А как тебя зовут? – спросил я.

– Леонид Семёнович, колдун в третьем поколении, – представился он и потянулся к глиняной кружке воды на полу, но вместо этого повалил ту пальцем.

– Врешь! – сказал я и оттолкнул целебных дел мастера. – Отец Божий, да больно мне, дура!

– В крокодилов поверил и в это поверь, – сказал Леонид Семёнович и зашипел от боли из-за того, что ему резко оторвали неправильно наложенный бинт от шеи.

В эту же секунду на пороге появился батюшка. Он выпрямился в проёме, ударился головой, прошёл дальше и снова выпрямился, но злой. Посмотрел он взором своим томным и распугал весь целительный состав. В землянке остались только мы.

Казалось, его аура должна была очищать самые оскверненные уголки бренной земли, но на деле все виделось совсем наоборот. Между бревен землянки в реальном времени прорастал мох. По потолку раскрылась трещина, из которой поползли тараканы. Батюшка ступил на землю и на метре в каждую сторону от его сапога рисовались пентаграммы, из которых вылезла дюжина суккуб, окружив его, будто шлюшки сутенера.

Ладно, последнее я почти все придумал. Но про трещину правда.

– Ты сжёг стену, – сказал батюшка. В его голосе было столько ненависти, что я почувствовал себя Люцифером перед тем, как того изгнали.

– Монашка… – пытался оправдаться я, но в меня прыснули святой водой из бутылки.