Вернулся он из магазина мрачнее тучи и категорически отказался рассказывать, что его до такой степени разозлило.

Честно говоря, я и не настаивала. Мне матери хватало. Та, правда, допрашивала меня примерно через день и по телефону. Но зато ей требовался полный отчет по всем нюансам работы моего организма, и на извинения за назойливость и ссылки на возрастную забывчивость рассчитывать мне не приходилось.

Я начала понимать, что чувствуют те самые кусты и деревья во французских садах, которые – хотят они того или нет – заботливые садовники без устали кромсают со всех сторон, доводя до требуемой формы и размера. То-то стоят они там, замерев, словно боятся хоть одним листиком пошевелить и, тем самым, лишний раз привлечь к себе внимание.

Со всей этой войной желающей свободно развиваться природы с необоримым стремлением многовекового человеческого опыта загнать ее в единственно правильные рамки я совершенно забыла сообщить о своих новостях девчонкам. И вспомнила об этом, только когда Светка сама мне позвонила.

– Привет, ты куда пропала? – осторожно спросила она.

– Ой, Свет, прости, пожалуйста, – зажмурилась я от неловкости. – У меня тут все с ног на голову перевернулось, никак привыкнуть не могу…

– А-а, – рассмеялась она, – машину, что ли, все-таки купили?

– Да купили, – поморщилась я, – но это только самое начало было…

– А что – стукнулся уже? – В голосе ее прозвучало беспокойство, но какое-то… слегка насмешливое.

– Кто стукнулся? – не поняла я.

– Да Анатолий твой, – объяснила она. – Тоже додумался – зимой ездить начинать.

– Да при чем здесь он? – завопила я. – У меня ребенок будет!

– И ты молчала? – Она умудрилась вместить в этот короткий вопрос обиду, восторг, сочувствие и предвкушение распространения этой новости среди всех заинтересованных.

– Да я уже вообще кому-то говорить боюсь! – вспылила в сердцах я. – Вон родителям сообщила, и что? Кончилась моя жизнь на все ближайшее обозримое будущее. Я теперь чем-то вроде бутылки для старого выдержанного вина сделалась – велено замереть и не шевелиться, чтобы не опрокинулась случайно и не разбилась, а то драгоценное содержимое прольется.

– Переживешь! – хмыкнула Светка. – Когда я с Олежкой ходила, со мной тоже все носились, как дурень с писаной торбой. И я только потом поняла, как это здорово было. Так что лови момент – капризничай по полной программе; потом, когда родишь, не до этого будет. А когда, кстати, ждать-то? – спохватилась она.

– Где-то в конце сентября. – Что-то меня эта фраза уже беспокоить начала – когда это в моей жизни хоть что-то по заранее намеченному плану происходило?

– Отличное время! – со знанием дела проговорила Светка. – И нежарко уже будет, и малыш до морозов немного подрасти успеет. Нет, серьезно, Татьяна, – уже совсем другим голосом добавила она, – я тебя… и Анатолия тоже… от всей души поздравляю.

Вот – хоть кто-то нашелся, кто обо мне первой вспомнил! Я искренне пожалела, что не позвонила девчонкам раньше.

– Спасибо, Свет, – с чувством ответила я, – я ему передам.

– Ладно, пойду Сергея обрадую, – сказала она, и добавила уверенно, когда у меня в горле что-то булькнуло: – Конечно, обрадую! Еще пару лет – и Олежке будет, с кем на даче играть. Он сейчас канкан станцует – можешь потом у него спросить. А Марина уже в курсе? – спросила она, словно невзначай.

Ага, подумала я, похоже, не удалось нам на новоселье до конца занозу выдернуть – не забыла она, что у нас от нее какие-то тайны были. Нужно было мне самой ей позвонить – и первой. Ну, ничего – сейчас и она у меня хранительницей секрета сделается, заодно и посмотрим, сколько ей – для восстановления душевного спокойствия – времени потребуется, чтобы Марину в него посвятить. Той ведь все равно все эти семейные радости до лампочки…