– Перестань, Питер. Перестань. Мы выкрутимся.

– Мы сдохнем, Перейра! Сдохнем! В муках сдохнем! Треклятый остров! Лучше бы я тогда с Родригесом на абордаж пошел. Все уже было бы кончено! Мы сдохнем! Уже через несколько дней сдохнем! Зачем ты меня вытащил из воды во время шторма? Ведь я уже почти захлебнулся! Перейра, зачем? Кто тебя просил? Я жить хочу!

Я потрепал его по плечу.

– Успокойся, Питер. Вставай. Пойдем к лодке.

– Никуда я не пойду. Какая разница, где подыхать.

– Пошли, Питер. Если мы будем плыть, то у нас есть шанс. Здесь шансов нет.

Он, кряхтя и охая как древний старик, поднялся и поплелся за мною. Всю дорогу он угрюмо молчал. Мы молча вышли из леса, спустились по каменистой гряде и уже шли по песчаному пляжу к нашей шлюпке.

– Прости, Перейра, – глухо произнес голландец.

Я махнул рукой, думая, что он извиняется за свою истерику.

– Двоим нам не выжить. Прощай, Диего!

Я хотел оглянуться, но в это время грянул выстрел. Пуля попала мне под левую лопатку. Я сделал два последних шага по этой земле и упал на песок. Жизнь моя оборвалась. Месяц назад мне исполнилось двадцать шесть лет.

– Всего-то?

– Пираты долго не живут.

Глава 4

– Так тебя Ван Хайден убил?! – воскликнул я.

– Других людей на острове не было.

– Он ведь твой друг. Как он мог? Из-за пары глотков воды?!

– Эта пара глотков спасла ему жизнь.

– Погоди, Диего, этот гад выжил?

– Да, он остался в живых.

Перейра прошелся по палате, и я увидел на его куртке круглое отверстие с опаленными краями под левой лопаткой. Я поежился. Ангел остановился у окна.

– Его нашли на шестой день одиночного плаванья. Вода у него уже закончилась, сил грести не было. Он лежал без памяти на дне лодки и умирал.

– Кто его нашел? – удивился я.

– Араваки.

– Кто-кто?

– Араваки. Коренные жители Багамских Островов. Индейцы, рыбаки. Они его отпоили, выходили и за одну золотую монету доставили в Нассау.

– Погоди, Диего. А ты откуда это знаешь?

Я подозрительно уставился на него.

– Ведь тебя к тому времени в живых уже не было.

Перейра посмотрел на меня, как на маленького ребенка.

– Погоди, Андрей, вот когда попадешь туда…

Он многозначительно указал рукой на потолок и закатил для убедительности глаза кверху.

– У тебя там будет возможность узнать всю правду о своих друзьях, подругах, родственниках. И не всегда эта правда будет приятна для тебя.

Дверь в палату отворилась, и легкой скользящей походкой вошла медсестра. За собою она катила кресло-коляску.

– Поехали, Андрей, покатаемся, – сказала она приветливо.

– Куда?

– В Летний сад, – улыбнулась Любовь Васильевна. – На процедуры, конечно.

– А эта колымага зачем? Я бы и сам дошел.

– Конечно дошел бы, но не сегодня.

Она подкатила кресло к моей кровати, и я с ее помощью перебрался в него.

Мы выехали из палаты в широкий, длинный коридор. Медсестра неторопливо везла кресло. Перейра со скучающим видом шел позади.

А у меня не выходила из головы история, рассказанная мне Ангелом. Моя буйная актерская фантазия рисовала ее в ярких красках, с мельчайшими деталями, душевными переживаниями. Я как будто бы сам проживал чужую жизнь. И вдруг неожиданная мысль острой стрелой вонзилась мне в мозг. Я чуть было не закричал, обращаясь к Перейре, но вовремя спохватился. Любовь Васильевна была рядом. Опять подумает, что у меня не все дома.

Часа через два, после лечебного массажа и соляных ванн, Любовь Васильевна привезла меня в палату. Сказав мне, что через час принесет ужин, она бесшумно удалилась.

– Слушай, Диего. Я все думаю о твоей жизни, – начал я издалека.

Перейра остановился и удивленно уставился на меня.

– И что?

– Короткая у тебя жизнь получилась, но очень яркая и трагическая.