День был субботний, поэтому на поезд их отвозил Игорь, зять, – суббота и воскресенье были у них с Машей законными выходными.

Елена зашла в купе, как на Голгофу, – она понимала, что абсолютно беззащитна в своем сумасшедшем чувстве, – если бы Егор был чуть постарше, лучше бы она справилась сама, отправив его отца обратным рейсом самолета. Насколько сильным было желание его увидеть, – настолько же сильным было чувство паники и страха, ей хотелось быть от него как можно дальше, она понимала, что в его присутствии становится слабой и уязвимой. Она продолжала тешить себя мыслью, что ей как-нибудь удастся убежать от этой любви. И, в то же время, будучи иногда даже излишне ответственной в тех вопросах, которые касались детей, она понимала, что нельзя Ванечку так сразу лишать знакомых лиц, нужно было хотя бы несколько дней, чтобы ребёнок свыкся с новой обстановкой и привязался к Елене.

Алексей, казалось, тоже был не в своей тарелке, – то ли чувствовал её напряжение, то ли просто не знал, как себя вести после ночного разговора.

После ужина, с разговорами ни о чем, снова установилось неловкое молчание. Изнуренная в своей внутренней борьбе, Елена ухватилась за спасительную мысль: надо с толком воспользоваться образовавшейся ситуацией! – Они же начали работу над книгой, Лёша рассказывал ей в СКАЙПе сюжет, а она писала очередной кусок текста. За всеми своими душевными волнениями она начисто забыла об их сотрудничестве.

– Давай, ты мне расскажешь про Нюрку (книга была о пограничной собаке, жившей на их заставе в Афгане)…

– Какую? – непонимающе поднял на неё глаза Лёша, – а, про Нюрку….

«Не у меня одной в голове кавардак!» – язвительно подумалось Елене. Диктофон, по журналистской привычке, она всегда держала под рукой. Радуясь, что нашла выход из столь щекотливой ситуации, она с энтузиазмом приступила к расспросам. Постепенно и он включился в процесс. Так удалось скоротать время до ночи. Ваня, под перестук колёс, уснул быстро, изредка – то улыбаясь, то морщась, – ему снились неведомые сны.

Уже устроившись на полке, Лёша вдруг произнес:

– Лен, а ты ведь даже не спросила, сколько Иван будет у тебя жить….

– Сколько потребуется, столько и будет жить. Разберешься в себе, поймёшь, чего твоя душа хочет, определишься, да и он немного подрастёт, уже проще будет, – тогда и заберёшь.

– Интересная ты…. А если я лет пять буду определяться?..

– Тогда тебе потом придется забирать Ванечку вместе со мной, потому, что за это время он привыкнет звать меня мамой. Спи уже…

А самой не спалось. Всё происходящее в её жизни в течение последних нескольких месяцев казалось ей театром абсурда, в котором она была одним из главных действующих лиц, одновременно как бы наблюдая действие со стороны. Даже выбранную ей манеру общения Елена в глубине души считала ненормальной, совсем не такой она была на самом деле…. Было чувство, что слова выскакивают раньше, чем она собирается с мыслями, как-будто кто-то другой говорит за неё. Сарказм и как-будто нарочитая агрессивность фраз, – это был совершенно не её обычный стиль общения. Видимо, ощетинившаяся колючками душа, таким образом подсознательно закрывалась от возможной боли….

Шахтинск встретил их обычным в это время года утренним туманом и осенней уже свежестью. Дорога до дома на такси заняла двадцать минут. На своей территории Елена почувствовала себя увереннее, не зря говорится, что дома и стены помогают.

Подготовиться к приезду Алексея с сыном она всё-таки успела: произвела небольшую перестановку, освободив угол для детской кроватки, переставила стол с компьютером, убралась, и навела порядок с бумагами и документами.