Так, уселась, компьютер включила, теперь сводку боевых действий у коллеги принимает. Нет, пожалуй, покручусь я возле нее еще немного, пока она совсем успокоится.

Проще всего мне находиться рядом с ней на улице, но и в офисе тоже неплохо. Места там хватает, просторно, есть куда отступить, чтобы меня с ног не сбили, да и народа там крутится предостаточно. Обычно я устраиваюсь возле кофеварки у входной двери, туда они все подходят не так часто, и уж никогда – большой толпой, но сегодня мне туда еще рановато. Обзор оттуда хороший, но если что случится, пока я до ее стола долавирую, она уже что-то натворит…

Что она делает? Нет, ну что она делает? Зачем, разговаривая с Галей, руки-то на клавиатуру опускать? Она же не умеет говорить, не шевеля руками! Сейчас… Ну все, ткнула-таки пальцем куда-то. На экране появилась абсолютно незнакомая мне картинка – ей, между прочим, тоже, в чем я ни секунды не сомневаюсь. Сейчас начнется.

Она повернулась, наконец, к своему компьютеру, и на лице ее словно слайды замелькали. Деловая озабоченность сменилась настоящей (значит, тоже не знает, что теперь делать). Затем на лице ее вспыхнула было надежда, и она быстро глянула на Галю – надежда схлынула, уступив место отчаянию (ну, конечно, Галя уже своими делами занялась). Отчаяние быстро сменилось смирением, и она неохотно повернула голову в сторону стола в самом дальнем углу (да, дорогая моя, нечего было пальцами размахивать – теперь придется доктора звать). То, что этот стол сегодня пустует, мы увидели одновременно. Черт! Теперь уже не доктор, теперь уже реанимация потребуется!

Лицо ее застыло в маске отчаянной решимости. Когда у Татьяны появляется такое выражение, я чувствую себя так, словно на меня несется табун диких мустангов, и мне нужно остановить его. Стоя на краю обрыва.

Она склонилась над клавиатурой, прищурившись и внимательно разглядывая клавиши. Затем она принялась водить пальцами над верхним рядом, неуверенно дергая ими от одной клавиши к другой. Что она…? Только не это – только не это – только не это! Ну пусть хоть ручку возьмет, записывает, что за чем нажимает. Ей же сейчас не к Гале за помощью, ей же к шефу придется идти с докладом, чтобы Алешу срочно разыскивали! Что же мне делать? Может, ей со стола что-нибудь сбросить? Ну испугается, ну подпрыгнет, но хоть технику ломать перестанет. Может, Галю подтолкнуть, чтобы на нее глянула? Это, конечно, уже за все рамки выходит, но если очень нужно…

В отчаянии я глянул на Галю … и вот оно – спасительное решение. Главное – отвлечь внимание неистовых мустангов. На столе у Гали исходила парком чашка кофе. Для Татьяны этот запах – словно валерьянка для кота.

Я метнулся к столу со спасительным напитком, занял стратегическую позицию – присел так, чтобы голова моя оказалась на уровне чашки, а чашка – на прямой линии между мной и Татьяной – и подул. Галю тоже, конечно, зацепило, но это – такое дело: мало ли кто дверь открыл, и сквознячком потянуло. Она даже глаз от экрана не отвела.

Татьяну же словно током электрическим ударило. Она резко выпрямилась, голова ее рывком повернулась в сторону божественной амброзии, глаза засветились фанатическим блеском. Слава Богу, она сегодня не завтракала! По-моему, она об этом тоже вспомнила.

Она тут же встала и направилась к кофеварке. Я решил остаться на своем посту у компьютера, на всякий случай, не бегать же за ней туда-сюда! Она сварила кофе, повернулась лицом к комнате, прислонилась к столу и сделала первый глоток. Зажмурилась – нужно было за ней пойти; точно мурлычет сейчас от удовольствия, как кот. Она неторопливо вернулась к своему столу, села и принялась – медленно-медленно, маленькими глоточками – отхлебывать черную жидкость. На лице ее расплылось выражение полного довольства миром; что-то из серии: «Ах, семь бед – один ответ».