Красивым рядком легли щавель, шпинат, лебеда, немножко молодой крапивы, свекольные листья, оставшиеся после приготовления холодника на деревенскую ярмарку. Тем более что всей этой «ботве» после варки предстояло ещё остыть, ведь такой суп подавали холодным, а в такую жару это было просто идеально. Заодно служанка открыла погреб, чтобы вытащить охлаждённую рыбу на бульон.

– Ах! – уплетая сырную лепешку, воскликнула Анфиса, задрав голову с прикрытым взглядом, и прислонила ладонь к груди.

– Что?! – выронила вилку Нана. – Болит? Опять приступ?

– Нет-нет! – раскрыв глаза, тут же ответила та. – Просто три вида сыра в лепёшке! Вкусно! В самое сыр-дечко! – вновь изобразила она позу с вскинутой головой.

– Не делай так больше, – фыркнула бонна, вновь взявшись за вилку в резкой хватке, выразив тем всё своё недовольство.

– Не расстраивай свою гувернантку и меня не пугай, я уже старая, от твоих этих визгов ещё сердечко прихватит, – качала головой Августа.

– Бабушка, расскажи ещё чего-нибудь про маму, – попросила внезапно Анфиса через какое-то время.

– Да что ж ещё добавить-то, солнышко. Мы… виделись как-то раз, – замялась та. – Ты ведь уже спрашивала. Каждый год. А я с каждым новым летом всё больше забываю свою жизнь, – отшучивалась Августа.

– Какой она была? – в который раз за жизнь интересовалась девочка.

– Это была женщина жёсткая, разъезжавшая на запряжённых грифонах и любившая наблюдать, как преступники убивают друг друга на арене за единственный шанс на свободу, – вздохнула Августа. – Ей нравились птицы, особенно смотреть, как орлы живятся плотью погибших. Подкармливала лебедей у пруда. Сама неплохо, к слову, владела мечом и плетью. Была воительницей, может быть, чародейкой. Кто теперь знает… – пожала старушка дама плечами.

– На грифонах! – дивилась Анфиса. – Волшебно!

– Августа, у нас завтрак, она ещё ребёнок, куда такие жуткие подробности! – всплеснула руками Нана.

– Девочка проводит здесь своё двенадцатое лето. В её возрасте уже замуж пора выдавать, – отметила бабуля.

– Куда ей, кожа да кости, ест мало, вся еле дышит. Ей бы лет пять ещё до брака свободной порезвиться да и там не спешить, как окрепнет, – оглядывала смущённую и недовольную Анфису бонна.

– Прости, я не могу сказать, что твоя мать произвела на меня впечатление достойной и величественной особы, – заключила Августа. – Мы, Крэшнеры, всегда пытались войти в высшее общество. Принадлежали к знатному роду. Мы натуры утончённые, тактичные, нам чуждо такое насилие. А она была настоящим воином, сильная строгая, словно крылатая валькирия!

– Валькирия… – мечтательно, глядя сквозь окно на небо, проговорила Анфиса. – Не нужно стесняться её критиковать, бабуль, – словно вернулась девочка тут же в реальность, – в конце концов она ведь меня бросила. Я не собираюсь ей восхищаться и превращать в свой идеал… Просто интересно.

– Какие мы слова знаем! – цокнула языком с явной иронией бонна.

– Уж не полная балда, – фыркнула с ухмылкой Анфиса. – А вы, господин Лукьян, останетесь на праздник? – поинтересовалась она у мужчины. – Всё-таки сам архиепископ Магнус приедет.

– Нет-нет, – качал головой тот, протирая блестящие от жира губы салфеткой, – я уже порядочно задержался. Всё утро собирал вещи в сундук и сумки.

– А я… мастер Лукьян? Я с вами поеду? – кокетливо проговорила девочка, повернув голову и косясь на чародея одним глазком.

– Я… – слегка замялся тот, отводя взор.

– Кто в теремочке живёт? – постукивая о декор на пороге, открыл деревянную дверь и зашёл внутрь высокий господин лет тридцати с длинными тёмными кудрями, среди которых светлыми полосами попадались равноудалённые жемчужные пряди, создавая красивый рисунок. – Ан? Мама? Где все? Только завтракаете, что ль? – прошёл он, не разуваясь, в багряных с позолотой сапогах прямо в столовую.