Настя тоже кривовато улыбнулась. Тётя Наташа была свидетельницей того, что именно произошло между ней и её сыном.

– Я помню, Насть. Всё помню. – Она принялась комкать салфетку в пальцах и выглядела при этом так, будто сейчас речь шла едва ли не о жизни и смерти.

– Хорошо. Я попробую стать компаньоном вашему сыну. Но вы должны понимать, что делаю я это исключительно потому, что мне нужны деньги.

Настя внутренне поморщилась от того, как прозвучали эти слова. Будто она была меркантильной стервой, которая тут же, на берегу, очерчивала границы их будущих взаимоотношений с Зубаревым. Впрочем, она считала, что именно так и будет правильным. И – чего греха таить – понимала, что вряд ли сможет находиться рядом с Сашей больше недели.

– Я это понимаю. – Тётя Наташа улыбнулась, и в этой улыбке сквозило облегчение. – Деньгами мы тебя не обидим.

Настя опустила взгляд в чашку с кофе. Сейчас у неё всё ещё имелся шанс отказаться. Можно было просто ещё немного посидеть с матерью Зубарева, для приличия. А потом подняться с места и сказать, что она ошиблась и что передумала. Но Настя уже знала – она действительно попробует. Хотя бы ради того, чтобы вновь увидеть Сашу.

А тётя Наташа словно бы читала её мысли. Допив кофе, улыбнулась Насте и спросила:

– Ну, что? Поедем? Саша как раз сейчас дома… хотя, он всегда дома.

Улыбка сменилась выражением грусти, и когда тётя Наташа поднялась со своего места, Настя последовала её примеру.

Итак… впереди была встреча с Зубаревым, и Настя даже близко не могла представить, что именно её ждёт.


Настя меньше всего ожидала, что Саша живёт в пригороде. Там, где они и познакомились, когда обоим было по восемнадцать. Она вышла из машины и сделала глубокий вдох. Помнила, что до автобуса от дома Зубаревых бежать было минут десять. И осознавала, что это её единственный шанс не допустить встречи, которая вызывала в ней целую бурю самых противоречивых эмоций.

– Идём? – уточнила тётя Наташа, уже распахнувшая кованую калитку. Как будто знала, что Настя сомневается.

– Да, – всё же решилась она и, крепче вцепившись в ремень сумочки, вошла следом за матерью Зубарева.

Всё кругом казалось точно таким же, как и семь лет назад. Даже старый, теперь уже проржавленный мангал, стоял на том же самом месте. Только кусты сирени разрослись так, что из-за них было не видно части стены с окном.

– Саш! Я дома. И кое-кто приехал со мной, – крикнула тётя Наташа в сторону дальней комнаты, которая раньше служила Зубаревым гостиной, стоило им войти в дом.

В ответ раздалась тишина. Только слышно было, как стрелки на часах отсчитывают время, и как сердце Насти колотится в груди. Или этот стук звучал только для неё?

– Саш! Дома я, говорю, – снова крикнула мать Зубарева. Подала Насте тапочки, и та отвлеклась на то, чтобы переобуться.

– Слышал, – раздалось приглушённое из глубины дома.

Настя последовала за тётей Наташей, инстинктивно стараясь ступать как можно осторожнее и тише. Зря, зря… зря она сюда приехала! Эмоции захлёстывали с головой, она словно попала в прошлое, с той лишь разницей, что теперь всё было совершенно иначе.

– А вот и мы.

Тётя Наташа распахнула дверь после короткого стука и тихого с той стороны: «Да входи уже». Настя застыла на пороге. Она мысленно пыталась представить, что именно почувствует, когда увидит Сашу в инвалидном кресле, но действительность оказалась слишком неожиданной. Потому что лицезреть сильного молодого мужчину, прикованному к коляске, было ужасно.

– Привет, – тихо поздоровалась она с Зубаревым, который буквально впился в её лицо взглядом. И столько всего в нём было, что Настя забыла как дышать. Сначала – неверие, следом – радость. А потом они сменились злостью. Такой явственной и чёрной, что от неё захотелось спрятаться.