– Она сказала… она сказала, что ты – самая большая задница из всех возможных. Вот что она говорила.

Это было настолько неожиданным, что Зубарев не удержался – запрокинул голову и расхохотался. И ржал громко, едва ли не до слёз, в то время как Глаша смотрела на него со смесью веселья и по-детски наивного удивления.

– Твоя мама права, – наконец отсмеявшись, кивнул он. – А ты тоже так считаешь?

– Я пока с тобой мало дружу, чтобы это узнать.

– Мало… дружишь? То есть, мы друзья?

– Угу. Или ты не хочешь? Со мной многие дружат, им нравится.

– Ну я пока не пробовал, – улыбаясь помимо воли, пожал плечами Саша и тут же услышал уверенное:

– Так давай попробуем.

Саша настолько растерялся от этого, казалось бы, ничего не значащего предложения, что не сразу нашёлся, что ответить Глаше.

– Ты действительно хочешь дружить с таким, как я? – уточнил он с сомнением.

– Да, – тут же отозвалась она. – Почему я могла бы не хотеть?

– Потому что я не такой как все.

– Ты ездишь. Но мы можем ездить вместе.

И малышка вдруг, совершенно неожиданно для Зубарева, устроилась у него на коленях и повернулась к нему.

– Мама сказала, что я не тяжёлая, но если тебе тяжело…

– Нет, мне совсем не тяжело, – поспешил заверить он Глашу, не чувствуя веса ребёнка.

– Это хорошо. Давай кататься.

– Вот так?

Саша направил кресло в сторону шкафа, и малышка весело рассмеялась, обняв его за шею одной рукой, другой всё так же прижимая к себе игрушку.

– Да! А теперь обратно к окну.

Саша и сам рассмеялся – настолько легко вдруг себя почувствовал. Будто не ехал на осточертевшем кресле, а шёл на своих двоих рядом с Глашей.

– Это что здесь происходит?

Вопрос раздался так неожиданно, что оба – и Зубарев, и Глаша – застыли на месте и воззрились на дверь, в проёме которой стояла Настя. И Саша не мог вот так вот сходу понять, какие чувства она испытывает.

– Мама! А мы тут решили дружить. И вот катаемся. Ты же не против?

По лицу Насти Саша видел, что она скорее против, чем за, но терпеливо ждал, что же она всё-таки скажет. – Я не против. Но не нужно донимать малознакомого тебе человека, – наконец изрекла Настя, пытаясь говорить строго, что у неё не особо получилось.

– Она меня не донимает, – мягко заверил её Саша, после чего взглянул на нахмурившуюся Глашу и повторил: – Ты меня не донимаешь.

И та в ответ просияла:

– Это хорошо.

– Это хорошо, но мы уже собираемся домой. Иди одеваться, сегодня уедем пораньше.

Настя махнула рукой Глаше и та, проворно соскочив с колен Зубарева, убежала из комнаты, предварительно обернувшись к нему и кивнув на прощание.

– Вы уезжаете посреди твоего рабочего дня? – Саша попытался, чтобы вопрос прозвучал как можно более саркастично, хотя на самом деле испытывал скорее разочарование. От того, что Глаша убежала, и от того, что они с Настей собирались уезжать.

– Да. Мама попросила приехать раньше. Но думаю, ты будешь только рад тому, что мы перестанем тебе надоедать.

– Вы мне не надоедаете.

– Хм.

– Твоя дочь классная.

– Я знаю. Но её может быть слишком много. – Лицо Насти осветилось лёгким подобием улыбки.

– Она мне не докучала.

– Я рада.

Они замолчали. О чём думала Настя, Саша не знал, а вот он был погружён в то, что с ними случилось семь лет назад. И в чём был виноват только он.

– Ладно, я пойду, – всё же проговорила она и уже собралась было выйти, как Зубарев её окликнул:

– Насть…

– Да?

В её голосе послышалось удивление, да Саша и сам был удивлён не меньше. Тем, что собирался сказать – в первую очередь. Но и молчать как-то не получалось.

– Ты изменилась.

Она вскинула тонкие брови, и Зубареву стало не по себе. Нет, и вправду, какого вообще хрена он завёл этот разговор?