Гют взял для себя три корзины, сложив их одну в другую. Своему стажёру навесил шесть. Взял себе копьё метра три с половиной длины, с гарпуном на конце, точно такое же отдал ученику и первым устремился по тропе дальше. Арису пришлось не отставать, хотя идти с корзинами стало на порядок трудней, да и копьё мешало невероятно. Сама тропа вообще превратилась в сплетения корней, выступающих над болотистой, покрытой ряской чёрной водой. Ещё и запахи пошли чего-то гниющего и противного. Вполне возможно, что сюда стекали отходы жизнедеятельности всего посёлка. Грохнуться в такую клоаку желания не возникало.

Но больше всего Дарье мешало зажатое в левой руке мраморное яйцо. Из-за него ни опереться толком на стволы и ветки, ни копьё перехватить удобнее, а уж если угораздит упасть да уронить – ни в жизнь больше артефакта не сыскать. Хорошо, что женская смекалка помогла. Во время короткой остановки раритет оказался завязан тканью в два слоя и несколькими узлами в край просторного пончо.

Правда, остановкой остался недоволен вернувшийся опекун. Он чуть ли ругаться не начал по причине задержки. Но рассмотрев, что Шенгаут поспешно оправляет перекошенный край своего одеяния, забормотал что-то одобрительное и сам, достав свой уд, принялся отливать в ближайшую болотную лужу.

Судя по его интонации, он говорил:

– Правильно, надо здесь облегчиться… А то там… – Он чётко указал в ту сторону, куда вела тропа. – Нельзя! Понимаешь меня? Никак нельзя! Иначе на запах… – Гют стал раздувать крылья носа, как зверь, вынюхивающий след. – Прибегут… – Шевелящиеся пальцы изобразили краба. – Лонги! У них пасти – вот такие. Зубы – у-у-у! Как моя кисть. Ням-ням – и нет нас. Понял?.. Вот и давай, отливай здесь!

Попробуй не понять, если так доходчиво и подробно объяснили. Пришлось Дарье Андреевне, отвернувшись от малолетнего опекуна, впервые в своей второй жизни испытать на себе первое из списка «Как это делают мужчины».

Чего уж там скрывать, довелось помогать себе самовнушением. Но по окончании процесса появилось чувство немалого облегчения и был сделан философский вывод:

«Мужчинам всё даётся без труда, лень их когда-нибудь и погубит…»

Перед тем, как двинуться дальше, Чернова попросила мальчика произносить названия всего, на что падал его взгляд, конкретно тыкая пальцем в предметы. Тот понятливо закивал, и процесс пошёл. Даже в таком сумрачном и гиблом месте имелось до полусотни слов, описывающих окружающее пространство:

– Дерево. Корни. Ветка. Копьё. Корзина. Ствол. Пояс. Нож. Рука. Кулак…

Причём малец оказался талантливым педагогом. Повторял по нескольку раз, требуя правильного произношения. Был терпелив к ошибкам и не допускал насмешек со своей стороны. Не ленился ткнуть рукой в конкретный предмет, а то и со всех сторон его показать. И после комплекта из двух десятков слов начал их повторять по новому кругу.

Но самое главное, все слова оказались смутно знакомыми. Видимо, в самой памяти полученного Дарьей тела на генетическом уровне сохранились навыки к местному языку. И какими-то импульсами эти навыки подсказывали новому сознанию, как говорить и, в первую очередь, как правильно воспринимать новые слова. Это существенно могло сократить адаптационный период.

Малец тоже кивал на потуги своего великовозрастного ученика очень похвально и, дойдя к месту работы, вполне доходчиво объяснил, что и как надо делать дальше.

Само место показалось необычным, словно не от мира сего. Деревья совсем иные, с более тонкими стволами и чаще расположенные. Последний участок, протяжённостью в тридцать метров находился выше прежней болотистой местности на пару метров, а корни там стелились таким сплошным ковром, что напоминали грубо сделанную булыжную мостовую. За этой мостовой взору открывался плавно извивающийся поток совершенно чистой, просматриваемой до дна воды.