Но не для себя топограф создает карту, он должен ее еще озвучить, подписать названия, дать оцифровку элементам карты, сделать ее доступной пониманию других людей, и только тогда она материализуется силой в сознании того, что увидел и нарисовал топограф.

– Господа! – откинувшись от планшета и бросая чертежную ручку на стол, не вытерпев напряжения работы и тишины, взорвался титулярный советник Нильский. – Как хотите, а мне претят эти бесконечные линии горизонталей. Какой это умник придумал их?

– А что, тебе нравились штрихи или отмывка? – отозвался его друг Ильин, вздохнув и решив воспользоваться напрашивающейся паузой в работе.

– Дело не в том, что нравится, а что не нравится вычерчивать, штрихи или горизонтали или изображать рельеф отмывкой, а то, что читать нашу карту стало трудно даже нам самим, топографам. То ли дело, когда наглядность была. Любой не посвященный в нашу премудрость мог определить на карте, где гора, она выпирала из листа бумаги.

– Ну уж если с этой точки подходить к оценке топографической карты, – не вытерпев, возразил Нильскому капитан Федотьев, – то художники на своих картинах куда как выразительнее горы показывают, понагляднее, чем мы с вами, а, кстати, умники, о которых ты говоришь, господин Нильский, придумали и нас с тобой, топографов.

– Да еще и каких топографов. Художников, – поддержал Федотьева штабс-капитан Степанов. – Значит, нужда в нас давно была.

– Не о нужде или не нужде говорю, а о наглядности изображения элементов местности на плане, – настаивал Нильский, – и утверждаю, что горизонтали для изображения рельефа ввели ни к чему.

– Как же можно было по карте, которую вы, ветераны-топографы, делали, определить высоту любой нужной вам точки местности? – с иронией спросил поручик Первас Нильского.

– Господа! Отвлеклись от дел, – прикрикнул подполковник Близнецов, – а что касается существа дела, то ставить под сомнение преимущество карты с рельефом, изображенным горизонталями, просто неграмотно. Но не забывайте, господа, что за последние десять лет не только повысились требования к топографическим картам, но и мы получили новые приборы, прежде всего кипрегель-дальномер с вертикальным кругом, и с того времени имеем возможность создавать карту более точную и наглядную.

– А я бы добавил, – сказал другой начальник отделения, капитан Кузьмин, – что в те, теперь уже далекие времена нашего брата было мало, а карты требовались, вот мы и делали их, чтобы люди имели хотя бы какое-нибудь представление о земле, на которой они живут, а то ведь повсеместно «белые пятна» были.

– Совершенно верно, – продолжил его мысль подполковник, – тогда-то и «чертеж» Семена Ремезова был великим новшеством в России, а теперь мы способны и должны дать карту, отвечающую возросшим требованиям науки, государственного хозяйствования и, что не менее важно, обеспечения военных нужд.

Андрей внимательно слушал разгоревшийся спор бывалых товарищей, исходивших своими ногами многие сотни верст по тропам Кавказа, отметив, что все они серьезно относятся к делу, ставшему их жизнью. Никто не жалуется на трудности работы, а оценивают ее с точки зрения полезности для общества. И он сам, познав условия работы топографов в горах Кавказа, не страшился ни заоблачных вершин, ни темных грохочущих ущелий. Хотелось скорее вычертить планшет, сдать его и, получив новый, уйти туда. Он уже познал весеннее влечение топографов, которое овладевает ими, как птицами перелетными инстинкт.

В начале года на одном из совещаний начальников отделений генерал Стебницкий сообщил о районе работ на 1883 год: