2 октября Анна Алексеевна отправилась в Англию на пароходе «Сибирь», а Петр Леонидович остался в Ленинграде у матери и брата.

Сразу по приезде она написала мужу из английского дома:

Дорогой Петя,

я благополучно добралась до дома, нашла всех в полном порядке. Сережка и Андрейка очень веселы, и Сережа, конечно, первым делом спросил о ноже, и он ему страшно понравился, и с ним он не расстается – и спит, и ест. Все игрушки им подарены в общее пользование, и это вышло очень удачно. Только, чтобы Андрейке компенсировать ножик, я подарила ему отдельно человека, которому собака рвет штаны. Погода здесь стоит чудесная, тепло и солнечно.

Ехали мы очень мирно, меня встретили Катя Сперанская и John Кокрофт, с которым мы приехали в Кембридж. Ну и проклятие править по Лондону, особенно в понедельник утром, это совершенно предприятие не для меня, но вышла я из него с честью. <…>

Карик (автомобиль. – Прим. авт.) в порядке, но довольно грязный, хотя и был покрыт брезентом, но все-таки немножко покрылся каким-то налетом.

В лаборатории все благополучно. <…> (Дальше идет закодированный текст: П. Л. и А. А. договорились, что после слов «дорогой мой», «дорогая моя» имена их детей становятся псевдонимами: Сергей – Резерфорда, Андрей – Ланжевена. – Прим. авт.). Еще хочется написать тебе, дорогой мой, о Сережке, очень он хороший мальчик, замечательно смышленый и, для его лет, поразительно вдумчивый. Когда с ним говоришь, то не нарадуешься, как он хорошо все понимает и живо схватывает. Правда, все дети в его возрасте хороши, но все-таки хочется похвастаться, что у нас такой сынишка. А главное, хорошо, что он всегда бодрый и веселый и очень бодряще на всех действует и не унывает, даже когда видит, что перед ним трудная задача и, может, он положит много времени, прежде чем ее решить. Очень он меня порадовал…»[80]

Петр Леонидович с Анной Алексеевной тогда провели в разлуке около года – и все это время Елизавета Дмитриевна Крылова пробыла в Кембридже с детьми и Анной Алексеевной. А Петр Леонидович поселился в Ленинграде у матери Ольги Иеронимовны с семьей старшего брата в старой, еще отцовской квартире. Хотя квартира 45 в доме 73/75 по улице Красных Зорь (потом Кировский, а теперь снова Каменноостровский проспект. – Прим. авт.) была настоящим Ноевым ковчегом. После смерти мужа в 1919 году Ольга Иеронимовна мудро рассудила, что при новых властях такую большую квартиру ей не сохранить, и сама «уплотнила» ее собственной родней и друзьями. Делать Петру Леонидовичу тогда было особо нечего, и он обрушил весь свой нерастраченный отцовский пыл на племянника Леньку, который только вступал в возраст «пятнадцатилетнего капитана».

Петр Леонидович и Ленька совершали по Ленинграду долгие прогулки, то на лодке, которую брали в прокат, а то пешком. Как-то раз зашли далеко, «до самой “стрелки” Крестовского острова, до самого его конца. В заливе в дымке узкой полосой виднелся Кронштадт… Ветер гнал… низкие ленинградские облака. “Вот, – сказал дядя, – видишь едва заметный купол? Это огромный кронштадтский морской собор. Он построен на пожертвования моряков”. Мы пошли обратно, теперь ветер нажимал в спину. Чтобы дойти быстрее, мы начали пересекать остров по диагонали. И так случилось, что мы оказались посреди большого песчаного поля, окруженного дамбами… Место было неуютное, почва зыбковатая. Вдруг дядя остановился, схватил меня за рукав, а потом, не оборачиваясь, не оглядываясь, быстро зашагал вперед. До этого он выбирал дорогу, а тут зашагал напрямик… Мы пересекли намывной участок, вышли на дорогу и вскоре были на трамвайной остановке за мостом. И только здесь дядя сдержанно сказал мне: