[44].

«Путешествовали мы с полным удовольствием, – вспоминала Анна Алексеевна, – у нас были очень хорошие отношения, вполне дружеские. Петр Леонидович любил шутить, любил подначивать, но и я была весьма независимой и энергичной особой. На ночлег мы останавливались в больших гостиницах. <…> Во время нашей поездки Петр Леонидович много рассказывал мне о своей жизни, о трагических событиях, которые он пережил в России. Было впечатление, что ему хочется выговориться. Надо сказать, что позже, в последующие годы, он, наоборот, старался никогда не говорить об этом…»[45]

Позже Анна Алексеевна писала: «Путешествие кончилось, и вот Петр Леонидович уже провожает меня на вокзале Виктория. Я отчетливо помню, как, уезжая, посмотрела в окно и увидела грустную, как мне показалось, маленькую фигурку, одиноко стоящую на перроне. И тут я почувствовала, что этот человек мне очень дорог…»[46]

Развязка наступила быстро: «Петр Леонидович чуть ли не на следующий день приехал в Париж. Я поняла, что он мне никогда, что называется, не сделает предложения, что это должна сделать я. И тогда я сказала ему: “Я считаю, что мы должны пожениться”. Он страшно обрадовался, и спустя несколько дней мы поженились».

Петр Леонидович написал своей матери:

«23 апреля 1927 г., Париж

Дорогая Мама,

Я, кажется, на будущей неделе женюсь на Крысе Крыловой. Ты ее полюбишь. Целую всех, всех. Петя»[47].

У него самого, правда, на этот счет могла быть несколько иная точка зрения:

Наталья Николаевна Семенова вспоминала: «В конце апреля мы получили письмо от Петра Леонидовича, в котором он сообщал о своей женитьбе на Анечке. Хотя письмо и не сохранилось, но я помню дословно одну фразу: «Крысу захороводил, к попу за благословением и в Кембридж в клетку, а всё Семеновы виноваты…»[48]

Гуляш вокруг стола

Анна Алексеевна рассказывала: «Мама хотела, чтобы мы непременно венчались в церкви. Так и было – мы венчались в церкви. Кроме того, надо было зарегистрировать наш брак в советском консульстве, а для этого мне необходимо было получить советский паспорт взамен моего эмигрантского, так называемого нансеновского. Мой отец, Алексей Николаевич Крылов, в то время работал во Франции и хорошо знал нашего посла Христиана Раковского. Он пришел к нему и сказал: “Моя дочь снюхалась с Капицей. Ей нужен советский паспорт”. – “Это очень непросто, нужно писать в Москву, что займет много времени, – ответил Раковский и, подумав, добавил: – Но мы поступим проще: попросим персидское посольство дать ей персидский паспорт, и тогда нам будет легко поменять его на советский”. Отчего-то Алексею Николаевичу показалась необычайно оскорбительной перспектива превращения меня в персиянку. Он страшно рассердился и поднял такую бучу в посольстве, что очень скоро все формальности были улажены»[49].

Сохранилось письмо Алексея Николаевича Крылова:

«23 июля 1927 г., Париж

Милая Аня! Вчера меня призывал наш генеральный консул Отто Христианович Ауссем и сказал, что тебе паспорт из Москвы разрешено выдать. Для этого необходимо:

Чтобы ты заявила, какую хочешь носить фамилию, т. е. Капица или Крылова – двух нельзя.

Прислала 4 фотографических карточки.

Прислала 12 долларов, если хочешь паспорт на годичный срок.

Перечислила свои приметы:

а) Рост (в см) б) Цвет волос в) Цвет глаз г) Нос д) Особые приметы.

Можешь писать и так:

Рост – дылдоватый

Волоса – карие

Глаза – когти

Нос – луковицей

Особые приметы: на лбу рожки еще не пробились, но места для них обозначились…»[50]

Анна Алексеевна вспоминала: «А затем произошла чудная история уже при регистрации нашего брака в советском консульстве. Нас приняла там строгая дама, которая, как сразу было видно, абсолютно не понимала шуток. Петр Леонидович всегда шутил, а если видел, что у человека отсутствует чувство юмора, тут-то его особенно разбирало»