– Т-с-ш-а, – полузадушено прохрипел толстяк. Метнулся к ведру. Зачерпнул полный ковш. Присосался, чтобы через мгновенье выронить ковш на пол. Зашарил руками по столу, роняя на пол посуду, и выскочил во двор.

Анди выглянула с любопытством следом – слуга исполнял лихой танец вокруг колодца, ухитряясь крутить цепь и дергаться одновременно. Пожала плечами, отпила из кружки. Самое то. В меру остро. Освежает.

Прав был вождь, когда говорил, что белые не переносят остроты артьеры.

– Ты! – наполовину мокрый толстяк возник на пороге кухни. Анди невозмутимо оторвалась от помешивания варева в котле, взглянула с интересом. В пустыни не встретишь толстых людей, у которых живот выпирает дальше носа. Сейчас же в мокрой рубашке живот выглядел внушительно… Интересно, у него там, как у верблюда, недельный запас воды?

– Отродье тьмы! Травить меня вздумала? Ну я поучу тебя манерам, – и он начал расстегивать ремень на штанах.

Анди азартно подобралась. Пошарила взглядом по стенам, ухватила глазом плетенную веревку – подойдет.

От первого замаха уклонилась, ответным ударом вдвое сложенной веревки скинула тарелку со стола. Толстяк взревел раненым буйволом, запыхтел яростнее, но сдаваться не думал.

– Что? Здесь? Происходит?

Злой голос пробился сквозь мучную завесу – очередной удар веревки попал по мешку с мукой, и Анди замерла, склонившись. Веревка удачно обвила ноги толстяка, один рывок – и он оказался бы на полу.

Выпрямилась. Отмахнулась от мучной пыли. В двери стоял ее хозяин, за его спиной суровой громадой высился детина с таким зверским лицом, что ладонь у Анди разжалась сама собой, и веревка послушно шлепнулась на пол. Рядом растерянной тушей, размазывая муку по щекам, замер толстяк.

Отвечать Анди не собиралась. Стряхнула муку с верхнего платья и занялась котлом – варево намеревалось подгорать, а лишить дерхов ужина в планы девушки не входило.

Толстяк шумно пыхтел за спиной, горестно подсчитывая убытки. А что там подсчитывать? Упавшую со стола тарелку Анди подхватила над полом и отправила под стол, чтоб не пострадала. Рухнувшую полку можно повесить обратно. Сковородкам ничего не будет. Кружку она склеит, а что касается муки… Посидит неделю без лепешек, если хозяин решит ее наказать. Зато как размялась! Накопившаяся за последние дни горечь выплеснулась и наконец-то перестала отравлять жизнь. Анди вздохнула, ощущая, как легче стало дышать.

– Жарклан!

Судя по угрожающему низкому тону – почти шепоту – хозяин в ярости. Анди успела уже уяснить, что аргосцы не любят драть попусту горло.

– Я жду объяснений.

Толстяк зашуршал одеждой, видимо нацепляя обратно ремень. Неплохо он, кстати, им владеет. Да и двигается не совсем неуклюже.

– Она пыталась меня отравить, господин, – выпалил слуга и замер, ожидая реакции. Анди тоже замерла. Вот сейчас ее передадут страже, а там… снова работорговцы, рынок и жрецы. Все вернется на круги своя. Азарт схватки отступал, и ему на смену приходила совесть… Ведь здесь неплохо. Хозяин пусть и странный, но добрый. Кормят хорошо. Цепь носить не заставляют, да и вообще много чего не заставляют делать, но снова вмешался ее проклятый характер. Чего стоило потерпеть?! Вспылила из-за одного ведра! Вспомнила бы сколько таких «ведер» она получала от надсмотрщиков, когда ее пытались сломить. Дура! Глупая, бестолковая и бездарная.

– Позвольте, господин, – и в кухню вошла «гора», отчего комната сразу уменьшилась в объеме.

Анди не выдержала, обернулась. Прежде таких людей она не встречала. Здоровый, лицо в шрамах – страшно смотреть. На бритой голове тоже шрамы. Одно ухо искорежено, во-втором блестит серьга. Нос приплюснут, а глаза – чисто как у кошака – ярко-зеленые, бандитские, опасные и чуточку-лукавые. Да и сам он… Анди поежилась. Опасный тип. И что за дела с ним у хозяина?