– Ладно, понесу тебя на руках, – пробурчал я Че, и она, благодарно моргнув, скрылась в панцире.

Я осторожно и плавно, стараясь не делать резких движений, начал пробираться сквозь орлиную толпу, стараясь не споткнуться о цепи и не наступить какой-нибудь птице на крыло. Уши мои, похоже, привыкли к грохоту, и он уже не вызывал у меня такого явного дискомфорта. Я внимательнее присмотрелся к орлам и заметил, что все они почему-то вымазаны птичьим пометом. В этот момент что-то шлепнулось мне на рукав куртки – так и есть, птичье дерьмо. Я остановился и посмотрел наверх. Потолок был очень высоким, а под потолком кружила большая стая бройлерных куриц, которая бессовестно гадила на несчастных орлов, а теперь и на меня. Сам потолок был разрисован под синее небо с белыми облаками, на которых были написаны какие-то имена. Я любопытства ради прочитал все эти имена (на это ушло секунд двадцать), но своего имени там не обнаружил. Я опустил голову и продолжил путь. Орлы как будто не обращали на меня никакого внимания и вели себя достаточно спокойно, а может просто обреченно. То тут, то там кто-то из них пытался взлететь, но цепи неумолимо притягивали их к земле, и в их огромных чистых глазах стояла такая безмерная и глубокая тоска, что сердце мое больно сжималось каждый раз, когда я встречался с их взглядами. Правда иногда во взоре некоторых орлов вспыхивали искорки ненависти и злобы, но это происходило в те моменты, когда они смотрели вверх, и предназначались, судя по всему, летающим бройлерным курицам. В общем, потихоньку, под редким дождем куриного помета, я добрался до двух дверей, постучал костяшкой пальца по панцирю, и Че высунула свою мордашку наружу. Я протянул руку с черепашкой к правой двери, но Че энергично замотала головой. Тогда я направил руку на левую дверь, черепашка закивала и начала топтаться на моей ладони. Я, осторожно пробираясь между орлами, подошел к левой двери, взялся за ручку в виде куриной головы и хотел было уже открыть дверь, но тут заметил, что наверху на двери на вбитом гвозде висит маленький ключик. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что этот ключ от орлиных замков.

– Мило, – пробормотал я, повернулся, обвел взглядом шевелящееся море птичьих тел, иногда встречаясь с их взглядами, прислонился спиной к двери и вздохнул. Всеми фибрами своей романтичной души я, конечно же, хотел освободить этих несчастных орлов только потому, что испытывал к ним безмерную жалость, но мой рациональный и циничный внутренний друг сразу начал предъявлять мне контраргументы. Во-первых, это займет уйму времени и сил, а такими вещами разбрасываться в моей ситуации непозволительно. Во-вторых, даже если я освобожу их всех, то в этой относительно небольшой комнате они все равно не смогут все взлететь, и большинство из них, скорее всего, погибнет в невообразимой давке. В-третьих, нет никакой гарантии, что по своей природной глупости, поддавшись панике и животному страху, они не растерзают меня в клочья.

Я хотел было в глазах Че прочитать какой-нибудь совет, но она скрылась внутри панциря, чтобы не смущать меня при принятии такого непростого решения. И рациональный цинизм победил.

– В конце концов, это всего лишь птицы, – пробормотал я, развернулся, открыл дверь и переступил порог.

Как же я себя ненавидел в тот момент.

Это был чердак. Обыкновенный захламленный пыльный чердак. Кое-какой свет пробивался через слуховые окна и рассеивал темноту, но не настолько, чтобы увидеть, куда именно убегает фиолетовая дорога. Я двинулся по тропе, продолжая нести черепашку в руке, она так и не вылезла из панциря. И тут боковым зрением я уловил какое-то движение слева. Я повернулся. Около слухового окна стоял человек среднего роста, одетый в темно-синий спортивный костюм и черные кроссовки. На голове у него была черная шапочка, натянутая до самых глаз, а в руках он держал направленный на меня автомат Калашникова. Света было мало, и его лица я разглядеть не мог, даже не мог определить приблизительно его возраст, но мне показалось, что человек несколько напряжен, а, возможно, и напуган.