Рассказав эту историю знакомому трубадуру, ведьмак отправился на исполнение заказа. Трубадур же, находясь в состоянии эйфории от необыкновенной истории и многодневной выпивки, описал схватку почти что не привирая, лишь заменив неблагозвучный ночной горшок на утку, и непонятно зачем приплетя туда зайца.
Впоследствии же история про Кощея ввиду многочисленных неточностей при пересказах обрастала совершенно уж фантастическими подробностями, дойдя до наших дней в виде устоявшегося сказочного образа.
***
Анчутка, вытянув шею, внимательно слушал историю про незадачливого вампира. Потом, подумав, спросил Тризу: – а если бы ведьмак первым пришел, что бы вампир делал?
– Не знаю. Скорее всего, пришел бы в бешенство и полез драться.
– Ясно. В этот вечер без членовредительства бы никак не обошлось.
– Конечно. Но вампир пришел первым, и именно поэтому родилась легенда про утку, яйцо и Кощея Бессмертного.
Анчутка задумался, ущипнул кусочек от краюхи хлеба и поудобнее устроился на рюкзаке.
– Ранняя птичка больше клюет. Но дурак тот червячок, что встал раньше птички.
Ауки
За неспешным разговором кампания углубилась в лес. Когда солнце, просвечивая сквозь кроны деревьев, поднялось в зенит, решили устроить привал и перекусить. Местечко было Лехе знакомое, невдалеке как раз обитала кикимора, чей подарок болтался у анчутки на поясе.
Облюбовав ствол упавшего дерева, Леха скинул с лошади рюкзак и достал сыр с колбасой, краюху хлеба и термос. Триза, одобрительно поглядывая на приготовления, отошел к краю поляны, поискал что-то и добавил к столу пяток стеблей ревеня и еще каких-то зеленых побегов.
Пешая дорога всегда пробуждает хороший аппетит, и кампания неторопливо жевала изрядного размера бутерброды, между кусками похрустывая зеленью и прихлебывая чай из кружек.
Анчутка, сидя на рюкзаке, пощипывал краюшку хлеба.
Идиллию обеда нарушил дикий вопль в лесу. Егерь с ведьмаком захлопнули рты и прислушались. Вопль повторился, приблизившись, а через несколько мгновений на поляну вылетела сойка, роняя перья из изрядно ощипанного хвоста.
Увидев людей и лошадь, сойка сделала какой-то совершенно умопомрачительный пируэт, вопль перешел в непрерывное стрекотание и, отчаянно работая крыльями, птица полетела в заросли.
Анчутка отложил краюшку в сторону и прислушался. Ведьмак тоже насторожился, повернув голову в ту сторону, откуда прилетела птица.
Леха не обладал ведьмачьим чутьем, поэтому проглотил очередной кусок бутерброда и поднялся.
– Что там учуяли, братья по нюху?
– Какой-то шум, вроде визжит кто-то, – Триза тоже поднялся.
Анчутка залез егерю на плечо. – Пошли, Леха, там какой-то шум у ауков, кричат.
***
Открывшуюся глазам путешественников картину нельзя было назвать лесной идиллией.
По поляне носилось полтора десятка ауков, визжа и ухая. Один с заплывшим глазом сидел в сторонке, аукая и ухая особенно жалобно. А в центре поляны на пне стоял аука с пучками перьев на плечах и бросался в бегающих сосновыми шишками.
– Ну, с сойкой мы разобрались, похоже это ауки у нее хвост дернули, – Леха обвел поляну взглядом.
Анчутка соскочил с плеча егеря, – Леха, погодь, сейчас разберемся.
Выйдя на середину поляны, он отобрал у сстоявшего на пне ауки шишки и свистнул в два пальца. Беготня на поляне замедлилась, а потом совсем остановилась.
– Так… крокозяблики… сюда все идем, – анчутка непринужденно смахнул с пенька ауку с перьями и сел, заложив нога за ногу.
Ауки столпились возле пня и, не отрываясь, смотрели на анчутку.
Леха подмигнул ведьмаку и прошептал: – на это стоит посмотреть. У анчутки просто талант устраивать разборки с нечистью.