Пару минут ничего не происходило, потом таинственный гость снова показался. Роста он был невеликого, чуть больше котенка, и на него бы походил, если бы не мохнатые крылышки по подобию летучей мыши, рожки и большие красные глаза. Он неторопливо подошел ко второй бусине, поднял ее и подозрительно посмотрел на егеря.

– Удалось кулику на своем веку. Тебя что ли бояться?

– Я Леха. – Представился егерь. – Егерь Семаргла. А ты чьего племени?

– Ух ты… самого Семаргла? – Гость охнул и попятился в угол.

– Самого, самого. Не бойся, я без умыслов.

– Анчутка я.

– А в доме что делаешь? Другого места не нашел?

Анчутка задумался, тяжело вздохнул и подошел к столу, цокая копытцами. Опасливо покосившись на рассыпанную соль, пристроился с самого краю стола и покатал в ладошке перламутровую бусинку.

– Метил в лукошко, да попал в окошко. Как пещеру нашу спалили, так и разбрелись мы кто куда. Я вот здесь обосновался, благо домовой к этой халупе за версту не подойдет. А другим лихо досталось. Сам знаешь – война, полевики с голоду пухнут, кикиморам да шишигам тож не сахар. Только шиш радуется, ему то у дороги одна забава.

Анчутка засунул бусину за щеку и подозрительно посмотрел на егеря: – а что, этот лишенец, что во дворе лазит, наговорил чего на меня?

– Испугал ты его. Зачем рог в него кинул?

– А чтобы не сквернословил. Не успел зайти – изо рта помои льются. Лес ему не такой, зверь ему не такой, мухи на окошке – и те не так сидят. А теперь еще и рог не такой, об башку сломался, – анчутка хихикнул.

– Дело у меня к тебе… – егерь внимательно посмотрел на собеседника.

Анчутка насторожился. – Ты свои дела при себе держи. У меня с вашим племенем одна речь – на ухват да в печь.

– Уж больно ты грозен… Дело у меня про твое племя, не про мое. Показал бы ты мне пещеру, что спалили. Может, получится вернуть к делу…

– Это с чего такая щедрость? Аль душонку не уберег?

– Мало вас, сам мне сказал. А без вашего племени и наше скудеет, от корней отрывается. Деревня еще как-то держится, а в городах такое творится…

Анчутка подпер щеку рукой и в задумчивости покачал копытцем. – Вот такая канитель, была пурга – теперь метель… А мне с того какой интерес?

Леха рассмеялся.

– Ты что, торговаться надумал? Так это не со мной, со своим племенем торговаться будешь. Если получится, конечно.

Анчутка еще посидел, качая копытом, потом спрыгнул с лавочки и метнулся к печке. Около минуты за печкой слышалась какая-то возня, а потом копытца зацокали в другом углу, за спиной егеря.

– Пошли уж, что расселся. У кого лавка бела, у того жопа гола.

Уйти, однако, удалось не очень далеко, только до двери. Мужичок во дворе заверещал дурным голосом, послышалась пара гулких выстрелов, и на поляну выкатились с десяток оборванцев. Одна из шаек, промышлявших в местных лесах да по удаленным деревням.

Когда одинокую лесную заимку окружает шайка мародеров, организовывать круговую оборону имеет смысл только в том случае, если есть шанс дождаться подкрепления. В противном случае осада закончится либо быстро – пожаром и последующей стрельбой по движущейся подкопченной мишени, либо не очень быстрой перестрелкой, в которой у десятка стволов шансов всяко больше, чем у одного.

Подкрепления Лехе ждать не приходилось. Его пребывание в Южных провинциях подразумевало приватность, да и звать на подмогу было некого.

Варианты организовывать оборону заимки тоже были сомнительны. Круговая оборона в одно лицо – это оксюморон. Как ни крутись, а с одной стороны всегда задница.

Поэтому когда главарь шайки осторожно открыл дверь, он увидел сидящего на полатях человека в егерской куртке со штурмовым рюкзаком за спиной. Человек лениво жевал галету с полоской сыра, которую держал в левой руке. Правая рука сжимала рукоять лежащего на коленях автоматического «Вихря», ствол которого смотрел на главаря. За спиной человека, на рюкзаке, сидел угольно-черный демон с красными горящими глазами и внимательно смотрел на главаря.