– Крепкий малый, – сказал в тот же вечер Павел Курбатову, потягивая виски с колой из стакана. В его голосе слышались гордость, уважение и нежность. – Настоящий мужик растёт. Он даже комплимент докторше отвесил, представляешь?!

Они сидели на террасе загородного дома в плетёных креслах.

Максим утвердительно кивнул и ответил:

– И как грамотно он пережал себе запястье! Интересно, когда и кто его этому научил?

– Дети в детских домах взрослеют рано, – сказал Павел с грустью.

Екатерина Сергеевна дожидалась возвращения Миши и его родителей дома. Её не смутил ни вид крови, когда Миша встал из травы и схватился за руку, ни срочный отъезд семейства в районную больницу. Она не «истерила» и не паниковала. Волнение выдавали сосредоточенное лицо и плотно сомкнутые губы.

Её глаза увлажнились при виде мальчика. Он выпорхнул из автомобиля с белым бинтом на руке, обнял няню и прижался щекой к её животу. Она положила свои красивые, ухоженные руки ему на плечи и закрыла глаза. Так они простояли несколько секунд. Миша поднял лицо.

– Очень больно? – негромко спросила она.

Это был даже не вопрос, а утверждение.

– Вам было больнее – остаться в одиночестве, – ответил Миша.

Курбатов стоял неподалёку и слышал их разговор. Его поразила чуткость ребёнка. Это были слова взрослого человека.

Из машины вышли Вика и Павел. Миша вернулся к матери и взял её за руку. Все пошли в дом пить чай с «Киевским» тортом и отмечать благополучное завершение неприятного приключения.

– Ну и видок!

Курбатов обернулся. Появление следователя Салтыкова было кстати. Они вместе проработали в прокуратуре восемь лет и неплохо ладили. До дружбы семьями дело не дошло, но взаимное уважение присутствовало. Ни тот, ни другой не подлизывались к начальству, но субординацию соблюдали и делали своё дело исправно.

Салтыков Юрий Алексеевич, грузный мужчина, в силу своей комплекции не любил суеты и считал, что лишние телодвижения необходимы при занятии физкультурой. Во всех других случаях, прежде чем отрезать, нужно не только семь раз отмерить, но и хорошенько взвесить, понюхать, пощупать и попробовать на зуб. Его дотошность у руководства вызывала оскомину, но именно тщательная проработка материала позволяла Салтыкову добиваться положительных результатов даже в «бесперспективных» делах.

Рядом с Салтыковым стояли те, что приводили в чувства Курбатова. Коротко и доходчиво офицер в дублёнке обрисовал обстоятельства дела. Указал места, где были найдены трупы и все участники происшествия.

– М-да, – Салтыков окинул взглядом пол и стены, залитые кровью. – Прямо бойня, а не квартира. Ты-то здесь как оказался?

На адресованный ему вопрос Курбатов ответил рассказом о том, что знал и что с ним случилось.

– Где флешка? – спросил Салтыков, выслушав Курбатова. – Вряд ли дело в ней. Но ознакомиться бы не мешало.

Все посмотрели на Курбатова. Он ощупал карманы брюк и куртки, но только для видимости. То, что флешку он не брал с собой из деревни, Максим помнил.

– Ладно, отыщется, – Салтыков отвернулся к полицейским. В квартире он находился неофициально, но в силу привычки спросил: – Соседей опросили?

Все трое прошли в зал. Максим остался наедине с Екатериной Сергеевной.

– Как, по-вашему, это неудачное ограбление или что-то другое? – спросил Курбатов женщину.

Он знал, что его вопрос поняли.

– Для ограбления слишком много крови, – ответила Екатерина Сергеевна. – Дорогие предметы на месте. Сейф открыт, но Павел Анатольевич как-то обмолвился, что не держит ценности в доме. Искали что-то другое.

Курбатов мысленно согласился. Деньги и всё, что считал необходимым, Павел хранил в банке.