– Что плохого в том, что они так ладят друг с другом? – ответил тогда Павел. – Она любит нашего Мишу и не причинит ему вреда. Вспомни, сколько мы поменяли воспитателей, прежде чем остановились на Екатерине Сергеевне. При ней Миша перестал капризничать, она действует благотворно на психику ребёнка. Смотри, сколько талантов она в нём открыла. И шахматы, и музыка, и языки… Для Миши – да и для нас – она настоящая находка. Где ты в наше время найдёшь всесторонне образованного человека, не старого и с высокими моральными принципами?! Недавно я заговорил с Екатериной Сергеевной о физике. Так она и здесь преуспела. Оказывается, она знакома с работами…

– Ну да! Куда мне до вашей Екатерины Сергеевны?!

– Ты ревнуешь?! – удивился Павел. – Не глупи, Викуля. Это перебор…

Однажды Екатерина Сергеевна сказалась больной и не появлялась неделю. Миша замкнулся. Плохо ел и извёл мать капризами. С возвращением «мамы Кати» мальчик повеселел и ожил. Разговоры о замене воспитательницы прекратились. Вика смирилась. Ради благополучия ребёнка она была готова терпеть соперницу рядом.

– Не помешаю? – тихо спросил Курбатов, чтобы не вносить дисгармонию в наступившее умиротворение.

Екатерина Сергеевна осторожно повернула голову, стараясь не шевелиться. Мальчик уснул. Она не хотела тревожить ребёнка.

– Он спит, – шёпотом ответила женщина.

В её больших серых глазах светилась любовь. Сердце Курбатова сжалось. Он вспомнил, как жена вот так же убаюкивала их маленького сына. Её карие глаза лучились бесконечной нежностью.

– Вы позволите? – услышал Курбатов голос за спиной.

Он посторонился. Тот, что в дублёнке, подошёл к Екатерине Сергеевне.

– Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, – сказал он.

Екатерина Сергеевна подвинулась в кресле, чтобы видеть собеседника.

– Быть может, ребёнка отнести в детскую? Там ему будет удобнее, – предложил полицейский.

– Со мной ему спокойнее, – ответила няня. – Он крепко уснул и нам не помешает.

Офицер пожал плечами.

– Что произошло? – спросил он.

Рассказ Екатерины Сергеевны оставил больше вопросов, чем ответов. С её слов, когда она укладывала ребёнка, кто-то сзади ударил её по голове. Она потеряла сознание. Как преступник проник в квартиру, кто ему открыл дверь или он влез через окно, сколько их было – она не знает. Когда она пришла в себя, Гомельские лежали на полу. Мальчик прятался в соседней комнате. В квартиру позвонили. Екатерина Сергеевна открыла входную дверь. Увидела Максима Константиновича. Голова закружилась, ей стало дурно, и она снова отключилась.

– Понятно, – кисло кивнул человек в дублёнке, всем своим видом показывая, что ему ничего не понятно. Лицо его напарника также не выражало оптимизма.

– Может, следует опросить консьержку? – аккуратно вставил Курбатов.

«Как раз твоих советов нам и не доставало», – говорил взгляд того, что спрятал наручники. Он ответил с неохотой:

– Она ничего не расскажет. Её нет.

– Я видел, как она вязала, – удивился Курбатов.

– А теперь не вяжет. Спицы и нитки на месте, а её нет, – раздражённо отозвался офицер и отошёл в сторону.

Его напарник проявил большую учтивость и пояснил:

– Она ничего не расскажет потому, что её тоже убили. Скорее всего, как свидетеля…

Екатерина Сергеевна вздрогнула, но не произнесла ни звука.

– Ну и ночка! – пожаловался в дублёнке. Он вышел из комнаты вслед за товарищем.

Голова шла кругом. Курбатов почувствовал слабость в ногах и сел на стул. Он всё ещё не мог прийти в себя. Пожар и убийства потрясли его. Он постарался отстраниться от реальности, как делал обычно в стрессовых ситуациях, так, словно всё происходило не с ним, а где-то далеко и он не участник, а наблюдатель. Но сейчас это не срабатывало. Работа в прокуратуре и расследование уголовных преступлений научили Курбатова раскладывать факты и выстраивать логическую цепочку событий. Это удавалось легко сделать потому, что не касалось его лично. Теперь сгорели его дом и автомобиль, погиб его друг и жена друга, пострадал их приёмный сын. От всего этого оказалось непросто отстраниться.