Джеймс

1 ноября 2016 года

Джеймс быстрым шагом шел через Порткаллис-Хаус, Нью-Пэлас-Ярд и Вестминстер-холл, стараясь не смотреть на туристов, глазевших на объемное каменное чрево с уникальным консольным сводом четырнадцатого века.

Броги звонко стучали по каменным плитам, унося его прочь от невообразимой смеси акцентов (чешского, немецкого, испанского и, по всей вероятности, китайского) и утрированно правильной артикуляции молодого гида – должно быть, недавнего выпускника факультета международной политики, заученно пересказывавшего стандартный текст про самый большой свод подобного типа и самую старую часть Вестминстерского дворца. Джеймс поежился в своем старомодном твидовом пиджаке.

Здесь, в принадлежащем палате общин Вестминстер-холле – промозглом, суровом, овеянном историей, – Джеймса до сих пор поражает солидность его должности: член парламента от избирательного округа Терлсдон, парламентский заместитель министра внутренних дел, член правительства ее величества… Самый большой зал во всем Вестминстере спасали от пожара в октябре 1834 года в ущерб другим строениям. Здесь нет и следа претенциозности – ни геральдических лилий искусной работы на плитах пола, ни мраморных статуй, ни броских настенных росписей. Здесь не найти ярких красок – ядовито-зеленого цвета палаты общин и киноварно-красного – палаты лордов. Ей-богу, можно подумать, что дворцовый оформитель интерьеров, закинувшись кислотой, основательно оттянулся с цветовой таблицей 40-х годов. Вестминстер-холл со своим подчеркнуто простым серым камнем и темно-коричневым дубом мрачен и суров. Оливер Кромвель был бы очень доволен.

Вот только здесь невыносимо холодно. Холод настоятельно диктует людям кутаться в меха, чтобы соответствовать средневековым традициям почтенного места. Бескомпромиссный холод смеется в лицо современности и напоминает Джеймсу Уайтхаусу, если тот когда-либо вздумает занестись, о его пока что ничтожной роли в истории. Джеймс обогнул двоих полицейских, гревшихся у вертикального радиатора в притворе часовни Святого Стефана, и прошел в более теплый и уютный зал Святого Стефана с блестящими канделябрами, яркими витражами и настенными росписями, с внушительными статуями великих ораторов парламента, великолепных в своих длинных плащах с мраморными складками и при шпорах. Джеймс прошел мимо места, где когда-то был убит британский премьер-министр (единственный случай нападения на премьера в Британии), и едва увернулся от столкновения с ведром. Здесь все разваливается…

Никто на него, слава богу, не смотрел, и Джеймс пошел дальше через оживленное Центральное лобби, сердце Вестминстерского дворца. Депутат-лейборист, беседовавший с каким-то представителем электората, кивнул ему в знак приветствия – и недобро. Джеймс резко свернул влево и прошел мимо еще двоих полицейских в зону, куда простую публику не пускали, – в довольно узкий коридор, ведущий в лобби палаты общин и в саму палату.

Здесь ему было спокойнее. Сейчас, когда идет заседание, никакой кулуарный журналист не схватит его за шиворот, разве что он нарочно сунется в лобби, где им позволено находиться. Сегодня нет необходимости туда идти: проблемы внутренней политики на этой неделе не разбираются, нет дебатов, которые требовали бы присутствия лидеров оппозиции, нет вопросов к премьер-министру. Однако Джеймса будто что-то толкало появляться в общественных местах: он заходил в чайные комнаты, обедал в Порткаллисе, не пропускал заседаний. Он словно желал доказать себе и своим коллегам, что, как он уверял жену, все действительно кончено и забыто.