– Извините, я помешала вам готовить… – проговорила я.

– Ничего. Сейчас морковку в сковородку закину, и пусть еще потомится, – ответила Ирина Павловна и ловко счистила с доски нарезку в сковороду, – ты чай какой будешь? Есть черный, есть душистый, который Ками пьет.

– Давайте черный, – ответила я, хотя чая совершенно не хотелось.

Ирина Павловна разлила по кружкам заварку, залила кипятком и поставила на стол – одну передо мной, вторую – у пустого стула, куда, видимо, собиралась сесть, но так и не села, оставшись у плиты помешивать поджарку. Она ничего не спрашивала, явно давая мне возможность начать разговор…

– Спасибо, что согласились поговорить и не выгнали меня, – боясь поднять глаза, начала я.

– У меня есть время, Камилла занимается с учителем. А выгонять тебя у меня и мысли не было.

– В городе ходят слухи, не знаю… дошли ли они до вас. Говорят о моем папе и Марине.

– Это небылицы. Этим бездельникам только бы языком молоть.

– Так вы слышали?

– Конечно.

– Но не верите? Клянусь, мой отец не причастен к тому, что случилось с Мариной.

– Знаю. Он бы никогда такого не совершил. Тебе не надо передо мной отчитываться. Анатолий Леонидович был одним из немногих, кто всегда к нам хорошо относился. Марину в чем только ни обвиняли. Ей нужно было начать зарабатывать, чтобы получить уважение, но и так она его не добилась. За спиной вечно шушукались. А твой папа не верил сплетням, он знал мою дочь и уважал по-настоящему. За это все так и ополчились на него. Ты об этом хотела поговорить? Пришла сказать, что отец невиновен в Марининой смерти? Пустое. Мне это известно так же, как и тебе.

– Не совсем об этом. Может быть, вы не поддержите меня в этом, но все же скажу. Моего папу убили, сам он бы никогда… – слова застряли в горле, и я сделала маленький глоток обжигающего чая. – Мне сказали в полиции, что у него в машине нашли Маринины вещи. Те, что были у нее в день нападения.

Ирина Павловна отошла от плиты и опустилась на стул, схватив обеими руками горячую кружку и быстро их отдернув. Я не могла оторвать взгляда от ее старческих рук, на которые она стала отчаянно дуть…

– Давайте под холодную воду?

– Нет. Нормально, – Ирина Павловна опустила ладони на прохладную столешницу, прикрыла глаза и прошептала: – Я не знала про вещи.

И тут я растерялась, будто сама только что обвинила отца. Как теперь доказать его невиновность? Какие слова можно сказать, чтобы все исправить?

– Их подкинули, – наконец произнесла я, и Ирина Павловна, широко распахнув глаза, вперилась в меня диким взглядом. – Поверьте мне, я прошу вас!

– Кто подкинул?

– Тот, кто напал на Марину, а потом убил папу, чтобы замести следы и скинуть на него свою вину.

– Откуда ты это знаешь?

– Вы сами сказали, мой папа не мог убить Марину. И любовниками они не были. Я уверена, что папа узнал, кто сделал это с вашей дочерью, за что и поплатился жизнью.

Ирина Павловна медленно встала из-за стола, подошла к плите, выключила огонь под сковородой и помешала свою поджарку. Я смотрела на ее тщедушную сгорбленную спину и ждала, когда она обернется, чтобы вынести свой вердикт. Но она молчала, убивая меня тишиной, заставляя теряться в догадках.

– Ирина Павловна…

– Так зачем ты пришла ко мне? – холодно вопросила она, взглянув на меня через плечо.

– Мне нужна ваша помощь. Я собираюсь доказать невиновность отца и найти убийцу Марины.

***

Мне нужно было срочно вернуться в пекарню, где я забыла свою тетрадь, куда записывала все, что относилось к расследованию. Ирина Павловна все-таки мне поверила. Она рассказала о своей дочери столько, что теперь я видела Марину совсем в ином свете. Слишком многое складывалось из слухов и домыслов, а сейчас у меня в руках была информация: адреса, контакты, даты… Я резко затормозила перед пекарней, вышла из машины и бросилась к двери, даже не заметив темную фигуру, отделившуюся от стены в тот момент, как я повернула ключ в замке. Кто-то схватил меня за руку, а в следующий миг резко втолкнул в пекарню с такой силой, что я отлетела на пол. Его лица я не могла разглядеть, но резкий запах одеколона был узнаваем.