– Как думаешь, многие уже пришли? – спросила мама, когда мы выехали на подъездную дорогу ДК.

– Не знаю. Еще без пятнадцати, хотя я писала, чтобы пришли раньше. Аренда зала у нас только на сорок минут, в час десять уже должны быть на кладбище.

От моих слов мама дернулась, как от удара тока. Я понимала, что ей невыносима сама мысль, что чуть больше, чем через час, папино тело предадут земле. Всю дорогу она держала его ледяную окаменевшую руку в своих ладонях, словно пыталась отогреть от мертвецкого холода. А вот я, в отличие от нее, не могла даже посмотреть в папину сторону. Я помнила отца живым, улыбающимся, и этот бледный мужчина с неожиданно острыми чертами лица никак не мог быть моим папочкой.

– Вы выйдете здесь или подъедете со мной к заднему входу? – обратился к нам Александр, водитель траурной газели, и я только заметила, что мы уже во дворе ДК.

– Давайте с вами, – ответила я.

– Хорошо. Вы найдете мужчин, которые помогут мне с гробом?

– Да, конечно.

Агентство не выделило нам других помощников, кроме Александра. Как выяснилось, наем людей стоил дополнительных денег, но у меня уже ничего не осталось, а просить маму, тетю или бабушку не хотелось. Я знала, что мои коллеги не останутся в стороне и после зарплаты скинут мне на карту небольшую сумму – такова была традиция в нашей фирме. Но эти средства имело смысл положить на кредитки, опустошенные для оплаты похорон.

Газель остановилась на ухабистой дороге, которая вела к заднему входу в ДК и не ремонтировалась с тех пор, как тут положили асфальтовую крошку. Александр вышел из машины, открыл нам двери и подал руку сначала маме, а потом мне.

– Мамочка, я сбегаю за кем-нибудь, чтобы нам помогли. Ты…

– Останусь с папой.

– Хорошо.

Мне так не хотелось уходить от мамы, будто она может раствориться на холодном, пронизывающем ветру, и я со всех ног бросилась к ДК. Перед главным входом никого не оказалось, видимо все спрятались от непогоды внутри. Я вбежала по скользким ступеням и распахнула тяжелые двери. Огромный, отделанный серыми мраморными плитами холл оказался пустым. Никого, кроме бабушки и тети.

– Лина! – воскликнула тетя Мила и поспешила ко мне. – Приехали?

– Да, но нам нужна помощь. Мужская сила… Никого еще нет?

– Нет. Пока никто не приехал.

«Еще рано. Просто еще рано», – успокаивала себя я, пока возвращалась к маме с местным дворником, согласившимся за небольшую плату помочь. Вместе с водителем они переставили гроб на специальные носилки и покатили к ДК.

В главном зале, где до сих пор проходят все значимые события Романовца, стояла большая папина фотография. В воздухе разливался нежный аромат роз, любимых папиных цветов, играла негромкая музыка «Битлз» с его диска. Гроб установили в самом центре зала перед сценой, а рядом поставили стулья для мамы, тети и бабушки. Я должна была встречать гостей…

Договариваясь об аренде ДК, я переживала, что помещение на сто пятьдесят мест не вместит всех желающих проститься с папой, но вот большие настенные часы пробили полдень, а зал оставался пустым. «Опаздывают», – говорила себе я, дрожа от холода в дверях, «опаздывают», – спустя еще десять минут пыталась себя обмануть.

– Эвелина Анатольевна, – обратился ко мне Александр, который все это время сидел на последнем ряду, ожидая окончания церемонии, – может быть, поедем? Какой смысл во всем этом?

Он безусловно был прав, и я могла бы его понять чисто по-человечески: глупо так тратить субботу. Но его слова задели меня за живое, и я неожиданно резко ответила:

– Вам платят не за то, чтобы нас торопить! Я сама скажу, когда мы поедем. И смысл во всем это есть!