. Приведем пример, более близкий нашему повседневному опыту: для собаки частью внешнего мира является невероятное разнообразие едва различимых запахов, а более сложно устроенный человеческий мозг эти запахи не распознает. У лосося и угря в процессе эволюции сформировались способности ощущать силу течения и соленость воды и в соответствии с этим определять, куда им плыть. Равным образом некоторые птицы и пчелы в процессе генетического отбора обрели чувствительность к продолжительности дня или к магнитному полю Земли. Это связано еще и с тем, что в геноме пчел и птиц есть гены, благодаря которым они могут улавливать поляризацию света, которую полностью игнорирует большинство млекопитающих. И опять-таки информация из окружающей среды влияет только на те живые организмы, чьи гены обеспечили формирование механизма, позволяющего распознавать информацию определенного типа. Куда сложнее применить столь прямолинейный подход к людям. Мы согласны с тем, что люди получают из внешней среды все виды информации, но упускаем из виду, что это возможно лишь благодаря специализированным системам ее распознавания. Позвольте привести еще один пример. Человек устремляет взгляд туда, где в данный момент сосредоточено больше всего важной информации. Определить направление взгляда на объект, привлекший его внимание, можно, сравнив размеры двух участков склеры по сторонам радужной оболочки глаза. Даже младенцу в такой ситуации ясно, что это важная информация, которая может указать, на что обращено внимание другого человека, то есть распознать его невидимое умственное состояние[8]. Однако для того чтобы извлечь информацию из внешней среды, нам требуется определенный опыт, знания, поскольку эта информация содержит индикаторы (их роль исполняют участки склеры), которые наводят нас на специфические умозаключения (в данном случае на оценку соотношения площадей видимых участков склеры). Далее с помощью ускользающих от сознания тригонометрических вычислений мы определяем направление взгляда и получаем некое представление об умственном состоянии человека («он смотрит на кошку»). Эти сложные расчеты требуют от нас не только познаний в геометрии, но и набора первичных, очень специфических предположений. То есть система определения информации не может вычислить, на что вы смотрите, не предположив среди прочего, что глаз и объект находятся на одной линии, что эта линия всегда прямая, что она не проникает сквозь плотные объекты, что первый объект, расположенный на этой линии, скорее всего, тот, на который обращено внимание человека, за которым мы наблюдаем, и т. п.[9] Все эти неявные, весьма изощренные и сложные предположения необходимы для того, чтобы определить, куда смотрит другой человек, – хотя, казалось бы, есть ли задача проще.

На этом сложности не заканчиваются. Знание о том, куда человек смотрит, говорит вам и о его психологическом состоянии. Если на столе лежат четыре печенья, а ребенок пристально смотрит на одно из них, как вы думаете, какое именно кажется ему желанным? Какое печенье он возьмет? Для большинства из нас угадать это не составит никакого труда, а вот некоторые аутичные дети испытывают в подобных случаях затруднения и дают случайные ответы. Они уверенно могут сказать, на какое печенье смотрит ребенок. Они также знают, что значит хотеть чего-то. Но связь между взглядом на печенье и желанием его съесть часто остается для них неустановленной[10]. На этом примере мы опосредованно понимаем, что связь между направлением взгляда и намерениями человека представляет собой информационную составляющую, которую необходимо включить в понимание этой сцены. То, что ребенок выбирает печенье, становится информацией, только если у вас имеется подходящая система распознавания.