Марина отложила в корзинку готовый браслет из триций, придвинула к себе продырявленные ракушки гребешков.
– А тебе их не жалко?
Инна на мгновенье задумалась.
– Мы же креветки едим, и мидии, почему мне черепах должно быть жалко?
– Степашу же мы не едим. Они вроде домашних питомцев.
Алсу не вслушивалась в спор сестёр. С приездом постояльцев у неё появилось новое увлечение: томно вздыхать, поглядывая на Диму. Как подступиться к нему и продемонстрировать симпатию, она не представляла. Мальчик казался таким чужим, абсолютно городским. А его манера разговаривать совершенно пленила: никто из ровесников Алсу не произносил таких витиеватых фраз и вряд ли знал значение хотя бы половины слов, которыми так легко разбрасывался Дима.
Когда он пускался в рассуждения о столичной жизни, она слушала, затаив дыхание. Всё, что он рассказывал, казалось диковинным, словно из другого мира, будто сюжет фэнтезийного романа. Диме льстило такое пристальное внимание, и он беззастенчиво привирал, на самом деле вставляя в истории элементы из просмотренных фильмов и прочтённых книг.
Марина забралась на беседку и заглянула в окно спальни на втором этаже «скворечника». Родители Ильи крепко спали. Она тайком кивнула ему и, спустившись на землю, уселась на скамью, будто и не собиралась никуда идти. Но, выдержав несколько минут, выскользнула за калитку.
Он догнал её у канала.
– Что Диме сказал?
– Ничего. Он не заметил, что я сбежал.
Сняв шлёпки, Марина легко проскакала по нагретой солнцем трубе и обулась уже на другой стороне.
Илья повторил её манёвр, но не так грациозно. На середине едва не оступился и заработал унизительный смешок.
Марина не стала ждать, когда он обуется, кинулась вперёд. У рощи серебряных лохов она не пошла к дюнам, свернула налево. Постепенно дорога поднималась вверх и переходила в утоптанную земляную тропу. Заповедник располагался на высоком берегу, чуть уходя в глубь мыса, другая его граница прилегала к морю. Марина уже не бежала, шла медленно, прислушиваясь к пению птиц. Приходилось пригибаться, проходя под скрученными ветвями можжевельника, и поглядывать под ноги. В заповеднике обитали не только безобидные ящерицы и черепахи, но и змеи.
Илья догнал Марину и взял за руку.
– А нам сюда можно?
– Почему нет? На машинах запрещено, а пешком можно. Особенно если знать, куда идти. К морю лучше не соваться, оттуда могут погнать.
Илья шёл рядом, не выпуская ладонь Марины, она и не пыталась вырвать кисть, словно это естественный для них способ передвижения.
– Почему не приехал год назад?
– В Египте были. Мама настояла на культурном отдыхе.
Марина фыркнула:
– А тут, значит, некультурный?
Илья пожал плечами, не подозревая, что коснулся опасной темы. Марина обожала Штормовое, её любимым посёлком можно было только восхищаться.
– Мама говорит, что не очень. Боится, что папа превратится в местного подзаборника и растеряет налёт цивилизации, – необдуманно процитировал свою мать Илья.
Марина вырвала ладонь и ускорилась.
– Тогда чего вы сюда приехали? Сидели бы в своей Москве.
– Летом там скучно.
Петляли долго, с тропы сходили не единожды: пробирались по ковру из иголок пицундской сосны, выходили прямо к высокому отвесному берегу, на котором можжевеловое дерево стояло, подобно стражу всматриваясь вдаль. Оно было скручено так, будто два великана выжимали из него соки, взявшись с обеих сторон.
– Ещё раз повернём направо и придём, – сказала Марина и свернула в противоположную сторону.
Илья растерялся.
– Ты что, путаешь стороны?
Марина и не подумала устыдиться.
– Ну и что?
– Тебе же не пять лет, – Илья на секунду почувствовал себя взрослее и умнее, он-то давно не путался в таких простых вещах.