«…Со всей России сорвало крышу, и мы со всем народом очутились под открытым небом». Это Пастернак. А вот Есенин: «Еще закон не отвердел, страна шумит, как непогода. Хлестнула дерзко за предел нас отравившая свобода…». Из эйфории предвкушения свободы, конца восьмидесятых, мы погрузились в тяжелое «похмелье» первой половины девяностых, заставшее многих из нас врасплох. «Чаяемые» перемены обошлись нашему поколению в немалую цену.

В моей институтской группе, на благополучном архитектурном факультете, всего было шесть парней, троих из которых давно уже нет. У маминой лучшей подруги было двое сыновей. До сорока лет не дожил никто. Многих сверстников с моего столь же благополучного двора, населенного сплошь научной и технической интеллигенцией, также нет в живых. Общие причины – наркотики, пьянство, самоубийство. Встречаю старых приятелей, беседуем: у большинства – точно такая же картина. Будто по нашему поколению косой прошлись.

Пограничное поколение стыка веков, да чего уж там веков – тысячелетий, в массе своей не сдюжило «свободы», накрывшей нас поистине «девятым валом». Мы – поколение особенное: мы еще помним жизнь вне эры интернета: телефоны-автоматы «за две копейки три минуты», граненые стаканы с газировкой, видеокассеты и пейджеры, книги, которые листали, а не «скролили». Помним смерть Брежнева, перестройку и путч в августе 91-го. Как написала современный российский исследователь из Санкт-Петербурга Ирина Шестакова, характеризуя поколение «когда-то двадцати-с-лишним-летних» рубежа восьмидесятых-девяностых: «Оно попало в ситуацию, когда технологии начали меняться многократно на глазах, вызывая взрыв социальных трансформаций. Они могут сравнить и понять преимущества и недостатки информационных технологий и темпа их изменений… Больше никогда в истории не будет такого поколения».

Категория: БОЛЬНИЦА

Две недели назад завершился наш первый курс химиотерапии в РДКБ. Добираться из Москвы в Воронеж пришлось самолетом: сил «высидеть» поездку в поезде или автомобиле у Владика не имелось. Вот мы уже и в Воронеже. Приехали мы сюда 8 апреля, а 10 апреля, как раз на день рождения Владика, на 14 лет, нам надо ехать в больницу. Три дня перед началом второго курса химии нам разрешили провести дома, в селе Сторожевом (куда мы переехали из города чуть меньше года назад).

Весна, апрель… Дел для меня много на три дня. Деревья обрезать, ветки пожечь, землю к посадке подготовить. И Владику – хотя бы отъесться немного, похудел он сильно, до 37 килограмм, а в феврале было 45! Так что Владик дома немного подкормился на домашней, деревенской пище, пообвык, навестил друзей по школе – ему вся школа денежку на лечение собирала. Да что школа – все село помогало по мере сил.

Ехали мы в Москву с немалой надеждой. И лечащий врач нас обнадежил – не волнуйтесь, уберут там вашу опухоль, отнимут, как одноразовый пакет в супермаркете. Раз – и нету! Пару недель отлежитесь после операции – и обратно домой, на поправку.

В Москве нам провели генетическое обследование, выявили тот самый ген, ответственный за нашу болезнь, подтвердили первоначальный диагноз и вынесли следующий вердикт:

– резать опухоль вашу мы категорически не рекомендуем. Объем большой, уже до полутора литров дошло, в малом тазу – все придавило-перекрыло. Опухоль злокачественная, неоперабельная, третьей стадии. Воздействовать будем по протоколу – девять циклов химиотерапии, дальше – два месяца облучения, после – опять к химии перейдем.

– надолго нам настраиваться, доктор?

– год, а то и все полтора. Как дело пойдет.