Двадцать минут дороги, быстрое прощание с таксистом, уверенным, что я вернусь обратно в JFK. Пять минут – марш-бросок по аэропорту; вот и администратор; документы летят на стол, скороговоркой произносится номер рейса. А рейс – минут через десять. У нас бы такие штуки точно не прокатили. Смотрят они мои документы – и возвращают.

– Что-то, – говорят, – в JFK не так оформили, надо обратно ехать, переоформлять. А следующим рейсом, поздно вечером, можно улететь.

– А я хочу лететь именно этим рейсом!

Всех своих аргументов припомнить не могу, в них было больше страсти, чем логики, но они были услышаны. В самолет – длинный, узкий, сигарообразный – я зашел последним из пассажиров, все уже сидели на своих местах. До взлета оставались буквально минуты. Прощаясь, администратор заверил меня, что позвонит по оставленному мной номеру телефона в Чикаго и сообщит номер рейса и время прилета.

Впоследствии в Штатах с подобной ситуацией мне приходилось сталкиваться неоднократно. Что я заметил: в случае, когда вероятность получить положительный или отрицательный ответ была одинакова, ответ практически всегда был положителен. К сожалению, мой российский опыт был диаметрально противоположен, практически повсеместно. Ну ладно, если это жилищные или социальные структуры. Но однажды мне категорически запретили войти с сыном в некрополь Александро-Невской Лавры, когда решил воспользоваться льготой многодетной семьи. Паспорт с шестью печатями в разделе «дети» документом признан не был: пожилая женщина в темной одежде, с печатью глубокого смирения на лице, потребовала с меня свидетельство, что я на самом деле «многодетный».

– Извините, – отвечаю, – свидетельство выдается на одного из членов семьи. Сделано оно на маму, которая находится далеко отсюда.

В ответ я был переадресован на столь же дальний адрес вместе со всеми своими притязаниями.

Часто приходится слышать расхожую фразу, что вот там-то люди ведут себя как запрограммированные машины, а здесь – мы живые и настоящие. Не отрицая нашу подлинность и настоящесть, не могу не отметить, что вложенная программа задает общее поведение элемента в системе. Вот еще один случай из десятков, запавших мне в память: Кливленд, необъятный дисконт-центр, я копаюсь в столь же необъятной коробке с рубашками, выбирая подходящий мне ярлычок. Проход узкий и длинный, по сторонам – одежда: где висит, где в коробках разложена; поперек прохода – моя тележка развернулась. Вдруг с ужасом замечаю, что уже целая очередь, несколько человек с тележками, терпеливо дожидается, когда я освобожу проход. Стоят спокойно, в ответ на мои сбивчивые извинения и спешные развороты – улыбаются:

– Выбирайте, не торопитесь!

Новые открытия ожидали меня и на борту самолета. Приходя в себя от перенесенных перипетий, я попросил у стюардессы маленькую бутылочку красного вина, на четверть литра. На перелете через Атлантику такие бутылочки раздавали бесплатно. Но этот рейс был внутренним, и чего-то там бутылочка стоила. Отступать было поздно.

Из глубин моего портмоне я извлек купюру с портретом Бенджамина Франклина. Легендарную русскую банкноту девяностых годов, основной инструмент расчета тогдашних коммерсантов. Судя по реакции девушки, осторожно, двумя пальчиками принявшей купюру, вручались ей такие деньги нечасто.

Вернулась стюардесса спустя минут десять-пятнадцать с моей соткой и презентом в виде бутылки вина – от американской компании гостю из России. Похоже, разменять банкноту во всем самолете ей не удалось. Не в ходу, видно, были в Штатах такие деньги, в отличие от нас. Вторая победа за первые сутки пребывания на чужой земле. Хорошее начало.