И тут очень вовремя появился закамуфлированный Игорек с подносом. Менегерша обернулась к нему и приняла две чашки кофе и две небольшие рюмки коньяка. Поболтав в своей чашке ложечкой, она сочувственно вздохнула.

– Вы, милочка, ознакомились с нашими расценками? К приглашению были приложены. Да? Так вот. – Теперь на опер-мордочке появилось двойное чувство заботы. – В ваших, знаете, интересах не тратить много времени на каждый номер. Задали пару вопросов и ладно, и дальше пойдем. А после уж сами разберетесь, кто по душе, кто по сердцу. Может, и на второй сеанс придете. Кстати, на второй мы трицти-процентную-скидку…

Пока Ана слушала, она еще раз успела остыть и взорваться. И снова остыть. Как ни странно, слова Менегерши ее убедили. Только в чем – непонятно. Ана помолчала секунду и наклонила голову в знак согласия.

– Вот, милочка, вот, – заулыбалась Менегерша, но ее улыбочка с зубами уже столько раз мелькала, что никак не действовала. Ана откинулась в кресле и закрыла глаза – делайте, что хотите.

Менегерша еще раз довольно хрюкнула. И скрипнула проволокой микрофона, но сказать ничего не успела – от скрипа по потолку пошел новый разлом, сам заскрипел, разошелся паутиной, и в каждой трещине стали ветвиться новые, с шорохом, тихим треском, громким, чересчур, пока вся паутина не взорвалась к чертовой матери, в утробно-оглушающий грохот-всхлип.

* * *

Ана вздернула голову, открыла глаза, не сразу поняла, что и где.

Утробный всхлип затихал. Ана лежала в кровати, в своей кровати, в своей постели. Повернула голову. Ночник-будильник показывал половину третьего. Сон дурацкий. Господибожемой. Минут пять лежала, ни о чем не думала, только закрывала и снова открывала глаза.

Сон дурацкий. Надо все же заснуть, бог с ним, с дурацким. Завтра опять будут круги, как у совы. Или белочки. Старая стала, милочка. Шутки шутишь, да? Это ты брось, милочка. Господи, это еще откуда? Раньше и слова такого не знала. Из сна, да? А сон откуда? Начиталась брачных зазывалок. Молодой, с чувством юмора, среднего сложения, мечтает найти лучшую половинку, рост не ниже ста шестидесяти пяти, вес не больше ста восьмидесяти двух. И раньше читала. И что? Ничего, как всегда, ничего. Человека найти по строчкам. Невозможно. И так невозможно. И так все нормально, как всегда. Пробовано-перепробовано. Мужики на работе изучены. Знакомые. И знакомых знакомые. Чуть нарисуется нечто. Интересное. Так уже женатое. Только желающее отдохнуть душой и телом в нечастых встречах на своей территории. А остальные, без территории. Ищут родственную душу. По строчкам. И себя придумывают, как бы получше изобразить. Только ничего, милочка, не получится, милочка, никак себя получше не изобразишь. Получше.

Полежав еще минут пять, Ана откинула одеяло и вяло поплелась на кухню. Поставила чайник на огонь и, чуть не опалив широкий рукав ночной рубашки, легонько обругала себя дурой. Знала, что бессонницу еще придется терпеть, и продолжала вялое движение, открывая разные двери и дверцы в надежде найти хоть что-то интереснее дурной пустоты. Наконец, нашла. Отражение в зеркале ванной. Это отвлекло, но радости не прибавило. Открыв воду, намочила ладони и осторожно провела ими от глаз через скулы к подбородку. Но усталое лицо продолжало смотреть на Ану и немного морщилось, отгоняя противное чувство жалости. А оно не слушалось, не отгонялось, возвращалось.

«Тихо, милочка, тихо. Все. Все-о! Давай без истерики». – Ана чуть рассердилась на себя, спугнула сопливые мысли. Походка стала тверже, пальцы щелкнули суставами и плеснули в широкий бокал немного вермута. Ана выключила огонь под вскипевшим, но ненужным чайником и уселась, поворачивая в свете лампы стекло с красным мартини.