Сяосун подал запечатанный конверт с «письмом Сталина». Чжан распечатал, достал лист «гербовой» бумаги, посмотрел на просвет, проверяя, есть ли водяные знаки.

– Тут русский текст, – сказал, морщась, как от зубной боли.

– Могу перевести сейчас, ты потом проверишь через своих переводчиков. Но я уже главное сказал, а подпись Сталина и печать подтверждают мои слова. Ты ведь знаешь, кто такой Сталин в Советском Союзе? Он – Генеральный секретарь, самый главный человек.

– Положим, я знаю, что там есть ещё один человек, который хочет и может стать главным, – Чжан выжидательно посмотрел на Сяосуна, однако тот молчал, наслаждаясь дорогим чаем, и маршал закончил: – Это Троцкий.

Сяосун отставил пиалку, промокнул губы салфеткой и пожал плечами:

– Да, Троцкий хочет, но почему ты решил, что он может стать главным?

– Троцкий был главным в Красной армии, красные генералы на его стороне. Сталин опирается на чиновников и проиграет, потому что там, где за дело берётся армия, всё получится наилучшим образом. Так что ты подумай, на чью сторону встать. – Маршал замолчал, неожиданно глаза его широко раскрылись, как будто он внутренне удивился, и задал вопрос, который, по мнению Сяосуна, должен был быть самым первым: – А как ты, вообще, стал посланником большевиков?!

– Вейшенг, ты стал забывчивым, – укорил Сяосун. – Помнишь, я просил у тебя за сестру? Я тогда сказал, что у меня есть связи с Советской Россией. Ты ещё удивился, мол, зачем тебе Советская Россия. А я сказал, что, может быть, тебе потребуется признание. Вот ты и подумай, с кем тебе выгодней – с огромным и богатым Советским Союзом или с маленькой нищей Японией.

– О каких богатствах ты говоришь? – презрительно усмехнулся маршал. – Я слышал, в Союзе хлеба не хватает. И народ наш правильно говорит: не гонись за выгодой – не попадёшь на удочку[40].

– Я верю Учителю. Он сказал: «Жизнь – не зебра из черных и белых полос, а шахматная доска. Здесь всё зависит от твоего хода».

– Вот именно. Ошибочный ход одной фигурой – и партия проиграна[41].

– Оказывается, чем выше чин, тем больше мудрости, – вздохнул Сяосун.

– Это тоже Учитель сказал? – подозрительно прищурился маршал.

– Это я сказал. А решай сам. Надеюсь, я могу уйти?

Маршал задумался.

Служанки принесли свежий кипяток, вторично пролили заварку. Надо бы дождаться третьего пролива, подумал Сяосун, он обнажает все лучшие качества чая. Когда ещё его попробую!

Однако хорош был и второй пролив. Сяосун отпивал мелкими глотками «Дацзычжэнь», задерживая ароматную жидкость во рту, впитывая языком и нёбом все её прелести – наслаждался!

Наконец маршал принял решение.

– Хорошо, – сказал он. – Но ты не просто уйдёшь, – маршал поманил Сяосуна и, когда тот наклонился навстречу, произнёс чуть слышно: – Ты вернёшься в Москву и передашь моё согласие на сотрудничество. При условии признания независимости Маньчжурии.

– Ты мне дашь официальную бумагу? – так же полушёпотом спросил Сяосун.

– Я похож на идиота?! Всюду шпионы! Дойдёт до японцев – меня тут же отправят к твоему любимому Учителю. – Чжан мановением руки вернул Сяосуна на место и заговорил в обычном тоне: – Ты понял? Вернёшься в Москву и сообщишь о моём отказе. Понял? Об отказе!

– Понял, – склонил голову Сяосун. – Тогда тебе письмо ни к чему.

Маршал не успел и слова сказать, Сяосун забрал конверт и «гербовый» лист с подписью и печатью, сложил и спрятал в карман. Чжан только головой покачал: понял, что Сяосун прав – попади такой документ в руки врага, хлопот не оберёшься.

Выйдя за ворота дворцового комплекса, Сяосун глубоко и облегчённо вздохнул, пощупал в кармане хрустнувшую бумагу: теперь надо найти Кавасиму – пусть он решает судьбу Бэй Вейшенга.