По дороге было всего одно стойбище, вернее – деревня, из нескольких бревенчатых домиков.

Дальнейший путь по Горюну был не менее интересен. С нами происходили разные приключения, пока мы не добрались до одного из древнейших нанайских стойбищ, расположенных вблизи озера Эворон.

Нас, пишущих о Сибири и Дальнем Востоке, часто упрекают за обилие описаний обычаев, бытовой обстановки, пейзажей; над нами подтрунивают, что мы не можем обойтись без упоминания о тиграх и медведях и, конечно же, без изображения охоты. Но ничего не поделаешь, природа края, особенности жизни людей сами так и просились в книгу. Таков уж был этот край.

Суровая жизнь дальневосточников и в прошлом, при всех ее теневых сторонах, была полна своеобразной романтики, обусловленной необычностью этих мест. А тот, кто знает жизнь современных комсомольчан, вряд ли поставит ее вне связи с окружающей природой. Кстати, я полагаю, что почти каждый рабочий и инженер в Комсомольске тоже рыбак или охотник.

Когда я вернулся в Комсомольск после лета, проведенного в тайге, я не только написал очерки для газеты, но и почувствовал себя местным жителем в большей степени, чем до сих пор, пока я ходил только по улицам города и его учреждениям.

Я знал высказывания В. И. Ленина о переселенцах. Читал книги путешественников – исследователей Дальнего Востока, газеты и журналы XIX века. Перечитал Успенского. Да и все наши классики интересовались Сибирью. Чехов гордился всю жизнь тем, что написал книгу «Остров Сахалин». Позже я узнал, что Лев Толстой хотел написать роман о переселенцах на Амур.

По собранным мною материалам и по новым своим впечатлениям я и написал зимой 1939/40 года первую книгу романа «Амур-батюшка». (Вторая книга романа была окончена в 1946 году.) Название это подсказал мне рыбак, после хорошего осеннего улова сказавший: «Кормит нас Амур-батюшка». Было это в 1938 году на так называемой Шарахандинской протоке около озера Мылки, там, где в 1975 году построен главный мост БАМа через Амур.

Одновременно писал я повесть «Мангму» о жизни охотничьих племен среди этих лесов и вод до появления здесь второй волны русских землепроходцев. Первые землепроходцы пришли сюда в XVII столетии. Память о них сохранилась в нанайских сказках и в многократно опубликованных отчетах казачьих старшин-открывателей. Я был убежден, что тем прочнее будет здание, которое мы строим, чем основательней заложен под ним фундамент. История давала нам для этого все. Нельзя забывать прошлое, как нельзя вычеркнуть из жизни литературу, музыку, народную песню. Нельзя изучать Маркса, не имея представления об эпохе, которая его сформировала.

Так я думаю сегодня о том времени, когда написал роман, который не мог считать историческим, так как сам видел живыми тех людей и ту природу, которых изображал.

Тогда еще не было писателей из малых народов края, хотя я понимал, что со временем у этих народов появятся свои мастера прозы и поэзии, которые вызовут интерес в мире. Но, подрастая уже в новое время, они не успеют увидеть в жизни своих дедов то, что довелось мне. Ключи к изображению их былого мира попали ко мне раньше, я еще наблюдал отголоски тяжести и гнета, которые оставались на старшем поколении.

Громадный материал, полученный мной в лесах и на реках от людей природы, сам по себе выстраивался композиционно. Я был подготовлен театром, работой в редакциях и чтением литературы к тому, чтобы понять, как все это красочно, ярко и своеобразно и как сложно было жить человеку тайги в прошлом.

«Амур-батюшка» и «Мангму» были написаны. Я почувствовал, что не смею остановиться. Надо идти дальше, делать следующий «круг» по жизни, объяснить, как решались важнейшие вопросы всего нашего государства на дальневосточных берегах океана не только пахотными крестьянами, превратившими ту страну в Россию, но и открывшими им путь моряками, исследователями и учеными, рисковавшими ежедневно своей жизнью и карьерой ради будущего.