– Не тебе решать, кто в него попадет, – фыркнул Вова.

– Я знаю. Это решит Василиус!

– У тебя уже крыша дымится. Нет никого Василиуса. Тебе приснилось.

– Нет, есть!

– Признайся честно, ты просто хотел, чтобы я перед тобой еще раз извинился. Хотел меня унизить?!

– Я жалею, что тебе рассказал. Ты превращаешься в своего отца! – сказал я, и только потом осознал, что я не имел права так говорить. Мне стало тошно от самого себя, от своих слов. Вова, ничего не ответив, развернулся и отошел в сторону. Он уселся на каменный холодный пол и заплакал, закрыв лицо руками. Я задел его за живое. Мне было стыдно. От злости я размахнулся ногой, хотел было ударить по сталагмиту, но промахнулся. Шаркнул пяткой по пыльной земле, подняв вверх клубы пыли, и увидел на полу пещеры стрелку…

– Смотрите! Я нашел стрелку, указывающую нам направление!

Ко мне подбежали папа с Таней.

– Нужно расчистить всю поверхность. Мне, кажется, это стрелка не единственная, – сказал папа Андрей.

Мы начали судорожно расчищать пол от накопившейся с годами пыли. Вова в это время по-прежнему сидел на камне, положив голову на колени.

– Что случилось в этот раз, Дима?! – спросил недовольный отец. – Опять поругались из-за пустяка!?

– Не совсем из пустяка. Моя вина, – сказал я, обнаружив для себя, как легко признался отцу в своей провинности перед другом.

– Так извинись перед ним – и дело с концом. Вова простит тебя, если он тебе настоящий друг. – Папа посмотрел на меня серьезными и уставшими глазами. – Порой, чтобы сохранить дружбу, нужно уступать. Ведь друзей хороших и верных мало. Надо дорожить друг другом, Дима. Ты понял меня?

– Да, пап. Я понял. – Я побрел извиняться перед Вовкой.

Заметив мое приближение, он отвернулся, давая мне понять, что я ни вовремя и не к месту и то, что мне лучше уйти, оставив его в одиночестве, наедине со своими мыслями. Но я принципиально не хотел этого делать. Поэтому я сел рядом с ним, не сказав не единого слова, и обнял его.

– Уйди от меня! Я тебя ненавижу! – прокричал Вовка, пытаясь вырваться из моих объятий. – Ты причинил мне боль. Ты же знаешь, как я люблю и ненавижу своего отца. Ты знал, что это больная для меня тема. Пошел вон от меня!

Он плакал.

– Прости меня. Я не со зла! Мы должны помириться и до конца пройти это путешествие. Без тебя нам никак! Что скажешь!?

– Нет. Мы с тобой больше не друзья.

– А я думаю, мы с тобой лучшие друзья. И навсегда ими останемся.

– Это в прошлом! – Вова ударил меня по ребрам. Я взвыл от боли, заскулил как щенок, но не отпустил его. Я от злости повернул Вову лицом к себе.

– Мы должны пообещать друг другу, что больше никогда до конца наших дней, я повторяю НИКОГДА, чтобы ни случилось с нами, не драться и не ругаться, не обижать друг друга, не предавать друг друга, а только защищать и помогать друг другу! Если кто-то нарушит договор, то можно разорвать нашу дружбу на мелкие кусочки, как листок бумаги. Сжечь. А прах развеять по ветру. Как ты на это смотришь?

– Я согласен!

– Хорошо. Тогда мир? – спросил я и отпустил его, протянув ладонь.

– Только при одном условии…

– При каком? – спросил я.

– Что бы ты меня больше так не обнимал. А то люди не правильно поймут. Ты понимаешь!? – На его некогда хмуром, заплаканном лице появилась скромная улыбка.

– Согласен, – улыбнулся я. И он пожал мне руку. – Я рад, что мы заключили этот договор!

– Я тоже, – поддержал меня Вова и стряхнул со щеки слезы.

Я помог ему подняться с земли. И мы побежали к Танечке с папой.

– Дима, Дима, – кричала Таня, – мы нашли еще две стрелки, которые указывают вон на то отверстие в стене, там должно быть спрятана еще одна шкатулка.