Вопрос был болезненный, но я попытался утешить себя тем, что, если бы у меня не было совести, то я вряд ли стал бы заниматься столь затратным и опасным делом Григория.

Мой внутренний монолог прервался сам собой, потому что машина подъехала к офису. С чувством душевного дискомфорта я поднялся к себе в кабинет. Будь я американцем, позвонил бы сейчас своему психоаналитику. А по русскому обыкновению – лучше всего поговорить с кем-нибудь по душам.

Я вспомнил главбуха Тимура Ильича – увы, этот «совестливый» человек в моем неформальном внимании к нему заподозрил надвигающееся разоблачение своих финансовых махинаций. Моя попытка тёплого человеческого общения с ним явно напугала его.

«С кем бы еще поговорить по душам?» – невесело усмехнулся я. Кроме секретарши, никого рядом не было. «А почему бы, кстати, с ней не поболтать?» – пришла мне мысль.

В секретаршах у меня служила новая девица – дочка начальника отдела капитального строительства, студентка-заочница факультета по менеджменту. Современная неглупая особа – вполне способная поддержать разговор.

– Как ваши дела, Вероника? – спросил я её. – Как настроение?

Девушка вскинула на меня большие, густо накрашенные глаза и, раскованно качнув бедрами, произнесла томным голосом:

– Да как сказать, Станислав Иванович, душа болит.

«Как хорошо, – волна радости накатила на меня, – человек сам заговорил о том, о чём я хотел поговорить».

– Что случилось? – Я был само участие. – Почему она болит?

– Да, вот… как-то… мужчины подходящего нет рядом.

Я оказался неготовым сходу чем-либо утешить Вероничку и неуклюже замолчал. Воспользовавшись моим замешательством, девица неожиданно ловко уселась ко мне на ручку кресла, усугубив ситуацию. Я чувствовал себя обманутым. И тут еще, до изумления некстати, в кабинет вошла одна из старых сотрудниц фирмы, заведовавшая поставками стройматериалов. Разумеется, на ситуацию она отреагировала по предъявленному факту. Строгий взгляд моментально срисовал фривольную позу Вероники, ее бедро, оголенное до последней возможности, набедренную повязку, которую юбкой можно было назвать лишь с сильным преувеличением. Непоколебимое резюме было вынесено: матрона посмотрела осуждающе, поджала губы, положила бумаги на стол, резко повернулась и вышла.

«Нннда! Поговорил, называется, по душам! – досадливо поморщился я, не слишком вежливо смахивая «живописный букет» с ручки кресла, а затем за дверь. – Теперь сплетни пойдут: не дай Бог, Татьяне моей или отцу этой шустрой девчонки донесут. Самое забавное, что здесь я невинен до стерильности, а история может получиться препакостная».

«Так с кем же мне душу отогреть? Разве только с Богом. С людьми у меня что-то не получается. Икону, что ль, на стену повесить?»

Я живо представил себе лицо босса, созерцающего мое нововведение. И это – вдобавок к моей и без того подмоченной репутации. Дурдом!

«Кстати, не поискать ли мне там достойного собеседника?» – усмехнулся я и окунулся в работу.

Я хотел позвонить дяде Леше и поблагодарить его за столь быструю реакцию на мою просьбу, но решил, что делать этого не стоит: велика вероятность того, что на всех наших офисных телефонных проводах висят «прослушки» конкурентов. День потек в обычном режиме.

После работы я рванул к Григорию. Нужно было проверить, все ли у этого растяпы готово к отъезду. Он стал моей постоянной головной болью, а его мистические заморочки просто пугали меня. Моя забота о нем приобрела какие-то отцовские черты, я беспокоился о нем до болезненности. Например, зная его странности, его непредсказуемость, его невероятную душевную хрупкость, я страшился даже оставлять его одного.