Виктор улегся на кровать, положил руку под голову и тяжело вздохнул. Не хотелось обращать внимания на эту разукрашенную особу с хитрым лицом. Сейчас пес был рад, что остался жив, прожил этот день не зря. Хотя черт его знает, ведь может и зря. Правда, что только черту известно, дойдешь ли ты сегодня до убежища или вообще тебе не стоит жить. Мне кажется, так было и раньше, когда человек был еще королем на Земле. Когда бродячие, как таковые, были не нужны.

– Ну, что мой сильный мужчина, выпьем? А потом уж и… – Или она начала трезветь или делала вид, но голос у неё стал ровным. Мягкий такой, женский. Почему-то Виктору даже стало не по себе. Ты вроде бы вот только был на поверхности. В любую секунду мог умереть. А теперь. Теперь лежишь с красоткой блондинкой. У тебя есть, чем просушить горло, забыться хоть на одну ночь. Забыть, что видел там. Пес перебил девушку:

– Я не твой… – Трудно было подобрать слово. -… Мужчина. Но ты права, нужно выпить. – Интересно, от природы бродячие были такие суровые или это город так закалил их? Виктор протянул руку к рюкзаку, и достал ту грязную бутылку с непрозрачной жидкостью.

Юля залезла на кровать и начала пролезать между Витей и его досугом на эту ночь, будто отодвигая, их друг от друга. Стоп, где она была?

– Юль, ты что гуляла? Вот паршивая. Расскажешь, где была? Детей решила порадовать? – Виктор улыбнулся, а собачка окраски немецкой овчарки, забралась на него и принялась лизать уши и колючие щеки. Казалось, что и не был он таким уж грубым и непробиваемым на чувства бродячим псом, ведь сейчас смеялся как дитя. Таким, счастливым смехом.

Возможно, именно это оттолкнуло девушку, или просто уже кончалось терпение, да и тяга выпить была не малой. Она тяжело, но быстро вздохнула.

– Эй, ты вообще собираешься пить? Ради чего я пришла? – Она не выдержала. Виктора эти слова отрезали от хорошего настроения. А ведь оно бывает так редко.

– Правда, для чего? Составить компанию? Да мне одному больше достанется. Тем более у меня есть Юля… – Он погладил своего зверька. – Давай, проваливай… Э… – Стоп. Витя даже не спросил её имени.

– Надя, меня зовут Надя! – Она выдернула свою шубу у него из-под головы, и попыталась вырвать бутылку из рук пса. Но какой бродячий, в своем уме, отпустит бутылку? Да ему было отпустить бабу эту разукрашенную, намного легче, что он, в принципе, и сделал. – Да, пошел ты! Свалю из этого свинарника нахер. Что за мужики пошли, то дохнут, то просто уроды. Чтоб вы все сдохли, понял? – Надя говорила это все, пока надевала шубу и прихорашивала волосы, таким голосом, выражая огромное, просто невероятное, отвращение ко всем мужчинам.

Она ушла. Громко хлопнула дверью, оставила противный осадок на душе, словно мокроту в горле, но ушла. Появилось отвращение ко всему их роду. Женскому. Но, скорее всего, таких как Надя, была одна на миллион. Надежда. Какое красивое имя, и как не подходит данной его носительнице. Ну, и дура. Правильно сделал, что послал. Проблем бы только нажил.

Вот интересно. С виду приличная, красивая девушка. А что она этим показывает? свою взрослость, которой не было? Года двадцать два от силы двадцать три ей было, не больше. Или что? Почему мне кажется, что таким образом она выражала свою свободу? Делать, что хочешь, как хочешь, с кем хочешь и где хочешь. В этом её свобода. В беззаботности, безответственности. Только сейчас я понимаю, что дело не в поведении как у шлюхи, а в том, что это просто желание побыть еще хоть не много ребенком. Где нет взрослых проблем, где нет работы, вечной нехватки денег. Вот, что такое свобода для Нади.