Так плохо, как сейчас, мне еще не было. В голове было пусто, как будто кто выкачал оттуда мозги мощным насосом. Во рту было сухо, и я постоянно облизывал сухим языком губы.
Я встал со стула и присел на корточки перед Ниной. Взял ее за руки, приложил к своим щекам и, глядя на нее снизу, спросил голосом, который не узнал:
– Ты меня больше не любишь?
Её глаза наполнились слезами. Её пальцы шевельнулись и опять замерли.
– У тебя появился другой?
Пальцы вздрогнули и впились ногтями мне в щеку.
– Я прошу тебя, – прошептала она, – не надо об этом. Тебе лучше уйти.
– Кто он?
Она взглянула на меня и вдруг усмехнулась. Не улыбнулась, а усмехнулась, словно сравнила меня с ним, и сравнение было не в мою пользу.
Я резко поднялся.
– Я ухожу, и знай, навсегда.
Она молчала. Я ушел, хлопнув с силой дверью.
На улице я присел на скамейку перед домом и закурил. Легко сказать, ухожу, другое дело – это сделать, чтобы никогда больше не увидеть улыбку, от которой без ума. Я надеялся, что Нина выбежит за мной следом и позовет меня.
Но время шло, Нина не появлялась, и я понуро направился к машине. Мотор заурчал, я медленно тронулся с места. И вдруг упала тишина, машина, проехав еще метра два без фар, остановилась. Напрасно я поворачивал ключ зажигания – ничего не включалось. Я вылез из машины и начал проверять соединения под капотом.
– Не работает?
Я выпрямился и поздоровался с подошедшим Николаем Ивановичем.
– Нормально завелась, и вдруг отключилось зажигание, – пожаловался я. – Аккумулятор новый, соединения в порядке. Ничего не понимаю.
Николай Иванович взглянул на часы.
– Без пяти двенадцать. Все ясно. Еще минут десять и спокойно поедешь дальше.
Я удивленно смотрел на него. Он рассказал загадочную историю.
– На прошлой неделе я работал во вторую смену. К дому я обычно подъезжаю около двенадцати на своей колымаге. Первый раз – это было в этот вторник – машина остановилась в метрах ста отсюда. Ни с того, ни с чего. Вырубилось вдруг, как у тебя, зажигание. Ты знаешь, я сам собрал машину и знаю ее лучше своих пальцев. Проверил я, как и ты, все соединения, клеммы, все, как положено в таких случаях. Промучился минут десять и, когда уже не знал, что и подумать, машина завелась. И так все три дня. Хоть стой, хоть падай. Сколько ты уже здесь возишься?
– Тоже минут десять.
– Давай пробуй.
Я сел в машину, двигатель заработал с полуоборота.
– Езжай и ни о чем не думай, – сказал Николай Иванович. – Будешь много думать об этом – умом тронешься. Не шибко до кольцевой гони. Вдруг опять вырубится, и угодишь в дерево.
Не выключая двигателя, я вылез из машины, спросил:
– Вы что об этом сами думаете? Должно же быть объяснение.
Николай Иванович почесал затылок.
– Место здесь одиночное, дикое, сам видишь. Недаром, кроме нашего дома, больше нет никаких поселений. В старину, поговаривают, здесь и черти водились и домовые. А сейчас эти, как их, летающие тарелки объявились. Я сам не раз их видел, правда, они больше на сигару похожи. Стоят, как столб.
Я рассказал про улетевший столб, который видел с балкона.
– Во-во, – обрадовался Николай Иванович, – наверху вроде большого фонаря, а тело длинное и светится. Всё правда. Место ему, видать, наше подошло. Но хорошо, что от него большого вреда нам нет. А то, что наши машины глохнут, это не страшно.
Когда мы прощались, он сказал:
– После свадьбы сразу увози Нинку отсюда, от греха подальше. А лучше раньше.
– Я хотел ее сегодня забрать. Она отказалась.
– Отказалась? – Николай Иванович вынул окурок из мундштука. – Это у девок бывает. Может, обиделась на что.
– Не обижал я ее. Из командировки привез ей свадебное платье. Она стала какая-то странная. А сегодня про свадьбу даже говорить не захотела. К ней без меня никто не приходил?