Старичок испарился также быстро, как и его коллега Джон. Занятыми оставались только два стула.

– Стив, мне тоже надо идти, – поднялась Лиза. – Джон, с завтрашнего дня я буду с вами, обещаю. Сегодня отдыхайте. Я представляю, что у вас делается в голове. – Немного виновато сказала она на прощанье и тоже ушла.

– Джон, – встал и Стив, – все будет хорошо, вы должны в это верить. Профессор прав, у вас все будет хорошо. Плохое уже позади. К тому же, с нами еще и Лиза. Отдыхайте, я вас потом навещу.

– Спасибо, – выдавил я, – огромное вам, то есть тебе, человеческое спасибо, Стив. Сколько я буду жить после того, как покину вашу клинику, а?

– Джон, не задавай глупых вопросов, по крайней мере, мне. Спроси и ответь себе сам, если знаешь. – Вопрос ему явно не понравился.

Он встал, и, забыв про все оставленные стулья, пошел к выходу, не заметив, как из моих глаз водопадом полились слезы.

Через полчаса моя подушка, как и лицо, были мокрыми, просто залитыми слезами. Я не знал, почему я рыдаю, ведь это уже был не просто плач. Наверное, сказалось такое нервное напряжение, а может быть, я просто к тому же узнал, и понял, что по-настоящему здорового тела у меня уже нет, и никогда не будет. Что тут и говорить, сколько я еще проживу…. Мой вопрос был глупее глупого, и я пожалел, что его задал.

Значит, у меня все хорошо по экономической части, и все плохо с характером. Что ж, бывает и хуже. В голове уже зрели вопросы, которые я сразу задам Стиву или Лизе, как только кто-нибудь из них появится в моей палате. Но я понимал, что хоть десять процентов, полученных ответов будет для меня большой удачей. Слезы потекли опять, мне стало жутко себя жалко.

– Марта, – вдруг сказал я сам себе, – ты была права. Я грязен и мне – не место в сказочном зале. Но если у меня есть впереди хоть пяток лет, – я поверю тебе. Мне просто больше ничего не остается. Здоровье уже не вернешь, а вот характер…. Неужели он у меня такой дурной, что все, кто меня знали, заявили это в один голос? Марта, милая, не уходи из моей памяти. Ты мне будешь очень нужна. И не дай рассеяться тому туману, которым ты так сильно обволокла мой разум. – Я почувствовал, как постепенно засыпаю, и расслабился.

Открыв глаза, я заметил серый отпечаток на потолке, значит, уже был вечер. Стив заглянул позже, когда уже смеркалось. Мне показалось, что он заметил мои немного припухшие от слез глаза и все понял.

– Давай, Джон, спрашивай, – сказал он, усевшись рядом. – Я знаю о тебе больше, чем ты сам, и знаю, что ты приготовил мне кучу вопросов. Просто, я бы поступил точно также, будучи на твоем месте.

Я опять мысленно поблагодарил его, и просто начал забрасывать вопросами. Я был прав, мы просидели около часа, а ответов было мало. Да и те, которые удавалось получать, были только положительными.

– Эх, Стив, – подумал я, когда он, наконец, ушел, забрав с собой только два стула, – дружище ты мой. Отсутствие информации это – тоже информация. Я пока ничего не вспомнил, но это не значит, что мой мозг полностью атрофирован.

Значит так. Меня звали Джон Мэрдок. Я с отличием окончил Университет по специальности инженер-автомеханик. Мне 46 лет, и сейчас 2012-ый год. Лето. У меня хороший дом в этом же городе, и своя большая автомастерская. Большая сумма на счету, значит, мой бизнес построен отлично. Есть жена, мать, двое детей и даже внук, еще в пеленках. Наверное, это были все ответы на мои вопросы. Не густо, но….

Отсутствие ответов на вопрос, где, что и как со всеми моими родными, и почему никто из них, после того как их нашла полиция, так и не появился в больнице говорило о многом. Никто из них со мной явно не живет. Почему? Ответ был чисто интуитивный: они все от меня ушли, и никто из них не хочет меня видеть. Значит, я живу один. А может я от всех сбежал? К этому душа почему-то не лежала. Скорее всего, виноват был мой характер, даже психиатр вынужден был мне об этом сообщить. Честно говоря, за все время моего сознательного нахождения в больнице, как и на том свете, мне ни на одну минуту не показалось, что у меня плохой характер. Наоборот, чувства признательности, благодарности и тому подобные, просто не покидали меня. А уже то, что я плакал, говорило о моей ранимости и чувствительности. Никакой агрессии, злобы или ненависти, об этом не было и речи. Да, мне не понравился профессор Джон, но я сразу же о нем позабыл. Да, в какой-то момент я посчитал Марту обычной болтушкой, но сам же вскоре возвел ее, чуть ли не в святые. Чем же был так плох мой характер, что ни одна живая душа меня не навестила? Он должен быть не плох, а просто ужасно отвратителен, даже грязен. Наверное, то же самое объясняло, что ни одна живая душа, даже из моей мастерской, не говоря о друзьях и знакомых, не удосужилась хотя бы позвонить, опознав меня по телевидению, или после посещения полицией, которая явно рассказала, что со мной и где я. Боже, я должен быть каким-то монстром!!! Хотя, кто-то позвонил, но не пожелал представиться. Значит, была одна душа, которая согласилась мне помочь. Кто же это?