И отомстить.

Сегодня был выходной, и Степан Горбачев решил выехать за город.

Всю неделю он промаялся так, что боялся сойти с ума. В общем-то, подружки его так и пугали: «Закончишь белой горячкой»; он думал, это такая общая фраза, а теперь решил, что можно и чокнуться. Почему нет? Десять лет скрытого алкоголизма и пять лет открытого.

Степан вначале съездил на кладбище – к Мише.

Это было не за городом, а почти в центре. Как обычно, бродило много туристов, кто-то спрашивал, как пройти к Высоцкому, злобно сигналили машины, стоявшие в глухой пробке. Трасса шла прямо вдоль кладбища – было шумно, душно, пыльно…

Степану здесь никогда не нравилось. Если бы он был такой богатый, как Королев, он бы завещал похоронить себя в полной тишине, на каком-нибудь островке посреди гигантского озера. Впрочем, может, и Миша хотел того же самого: он не успел оставить никаких распоряжений относительно собственных похорон.

Горбачев сел на лавочку у могилы, прикрыл глаза. Его немного тошнило. Видимо, было высокое давление.

Как непохожи друг на друга человеческие судьбы! Его собственная была ровной. Фактически он не изменился с момента окончания института. Сейчас он занимал то же место, что и двадцать лет назад. Не плохое и не хорошее. Самые низы ему завидуют, а те, что средние и выше – жалеют. Так же было и раньше. Только двадцать лет назад у него были перспективы, а теперь их не было. И еще: двадцать лет назад он был несчастный, а теперь счастливый.

У Королева все было по-другому. Траектория его судьбы шла почти перпендикулярно поверхности земли. Старт на первой космической скорости, как у другого Королева-конструктора. А потом падение на кладбище. Не судьба, а американские горки. Степан никогда не переставал поражаться этим завихрениям.

Первый раз он был удивлен тогда, в девяностом. Он приехал на своих «Жигулях», чтобы утешиться – похвастаться двумя комнатами в общежитии, аспирантурой и всем остальным. Ну, он не собирался хвастаться – хотел, наоборот, пожаловаться, что, мол, не так все идет, как хотелось бы, чтобы кооператор Миша изумился, и вот тогда бы получилось: похвастался. Хитро так, умело похвалился.

Уже у подъезда он понял: что-то не то. У него был адрес, и он несколько раз сверился с бумажкой, потому что по этому адресу был роскошный подъезд с чугунными завитками перил, а у входа стоял охранник с пистолетом и рацией.

– Вы к кому? – спросил охранник.

– К Королеву, – Степан сказал это тоном, заранее извиняющимся за ошибку, но охранник не пожал плечами, а спросил, как его зовут, после чего вежливо проговорил в рацию: «К Михаилу Александровичу пришли. Степан Горбачев», – и еще раз глянул с тщательно запрятанным любопытством: однофамилец? родственник?

Внутри все было отделано импортными пластиковыми панелями, у Мишиного кабинета сидела совершенно роскошная секретарша в короткой юбке. Тут прибежали какие-то люди с бумагами, но секретарша на них не обратила внимания. Увидев Степана, она вскочила, бросилась к кофейнику, стала извиняться, что у Михаила Александровича сейчас заканчиваются важные переговоры и он очень просит старого друга не обижаться, а чуть-чуть подождать.

– Есть коньяк. Вы будете? – спрашивала она.

У Степана голова пошла кругом.

Наконец открылась Мишина дверь, и он вышел из кабинета. Он был в пиджаке с золотыми пуговицами, в галстуке, в ослепительно сиявших ботинках, за ним шли три каких-то узкоглазых типа. Все они посмеивались.

– Степа! – воскликнул Королев и тут же схватил Степана в охапку. – Знакомьтесь, это мой друг, мой однокурсник, замечательный парень, большой ученый. Его фамилия Горбачев!