Я про себя произнесла заклинание, но ровным счетом ничего не произошло – я продолжала лежать, умирая от боли.

Потом я вспомнила, как Эстан учил меня произносить заклинания. Сейчас казалось, что с тех пор утекло столько воды, будто это было в какой-то прошлой жизни, хотя с того дня прошло чуть больше месяца. Итак, я раскрыла ладони, закрыла глаза и громко произнесла:

– ВИЛИЯ КРАУС.

Я лежала, не открывая глаз, я слышала, как над головой закружил ветер и чувствовала, что его сила возвращает меня к жизни.

Спустя какое-то время боль ушла, и я смогла открыть глаза. Я осмотрела свое тело – внешне все было целым. Я попробовала подняться. Не почувствовав никакой боли, я победно улыбнулась.

Поднявшись на ноги, я вновь оглянулась и вновь не увидела ничего, кроме песка. Оставаться здесь не имело смысла. Я была уставшей и хотела есть. Походив вокруг того места, куда я приземлилась, я нашла кусок пергамента от Ольтена и мешочек с камнями от Эстана. Сунув все это за пазуху, я встала прямо, закрыла глаза и произнесла заклинание, переносясь в лес за домом Ивана.

Силы практически оставили меня. Я уже и забыла, каково это – ослабевать от использования заклинаний. Меня трясло от напряжения и холода. На дворе стояла осень. Солнце спускалось за горизонт. Странно… там, среди песка, только что был день! Я огляделась и побрела к дому Ивана. Все было практически так же, как в воспоминаниях Ольтена, только холодно, зябко и темно. Я постучала в дверь, но мне никто не ответил. Сил стоять не осталось, я прислонилась к двери, чтобы опуститься на землю. Та оказалась не запертой, и я ввалилась в дом. Подняться я так и не смогла. Меня накрыло темнотой и забвением.

Проснулась я от восхитительного запаха травяного чая с медом. На дворе стоял день. Лучи солнца освещали небольшую комнатку, в которой я находилась.

– Проснулась, красна девица? – раздался голос с кухни.

Язык звучал чудно для меня, но я понимала каждое слово.

Не знаю, откуда я его знала, – у меня не осталось четкого воспоминания из эльфийской истории об этом языке; может, просто заклинание. Я смутилась, пытаясь понять это.

– Ну, так проснулась? – спросил Иван, заходя в комнату. В руках он держал большую дымящуюся кружку. – Чайку вот заварил тебе, – объяснил он и протянул мне стакан.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Иван непроизвольно отшатнулся от меня. Потом взял себя в руки и натужно улыбнулся.

– Ох, да ты и по-нашему разговаривать можешь! Это интересно… ты, пока спала, такую тарабарщину несла, я и не разобрал ничего. Думал, ты иностранка какая.

Иван подсел ко мне на кровать и отдал мне чай. Он выглядел чуть старше, чем в воспоминании Ольтена, но все таким же добродушным и краснощеким, хотя и несколько смущенным в данный момент. Он был незнаком мне, но в его присутствии было легко и уютно, словно приехала в дом к своему дяде или дедушке. Зато ему явно не было уютно в моем присутствии.

– Ты уж прости, деточка. Ты, конечно, красавица, но глаза жуткие, словно не твои, – виновато пробормотал он.

– Синий свет пирамиды засиял, – шепотом произнесла я.

Иван подскочил с кровати, попятился назад и, уткнувшись в стену, плюхнулся на пол, не чувствуя ног. Его глаза были широко распахнуты, а сам он смотрел на меня, словно на привидение.

– Так ты оттуда? – прохрипел он.

– Ну не знаю… оттуда – это откуда? Я из Милагрии, – глупо улыбнулась я.

– Нет такой страны, – пробурчал Иван, – ну, хотя, раз ты оттуда, то, наверно, есть… Ничего не понимаю, дай-ка глотнуть! – И он забрал у меня стакан, отпил немного и снова сунул чай мне в руки.

Потом он поднялся и стал расхаживать, потирая лоб. Мужчина выглядел потерянным. Он то и дело посматривал на меня, потом опускал глаза и снова ходил вдоль комнаты. Прошло не менее четверти часа, прежде чем он остановился, сел и пристально посмотрел на меня.