– Что Вы делаете? – испуганно воскликнула мама.

– А ты как думаешь? Хочу это использовать, – словно не замечая маминого недовольства, заявила бабушка, рукой разглаживая залежавшуюся ткань.

– Но я берегу его для особого случая, – возмутилась мама.

– Ежели подумать, Милата, – спокойно начала Инария, – так оно у тебя лежит, пылится да стареет без дела, – тихо произнесла бабушка, продолжая разглаживать складки.

Мама промолчала. Она подняла гребень и с задумчивым видом обошла вокруг меня, потом подошла к бабушке, потрогала ткань в ее руках, словно прощаясь, и, вернувшись ко мне, продолжила расчесывать мои волосы.

Между тем бабушка, довольная своей маленькой победой, вскочила на табурет у окна и стала прикреплять ткань над окном, впихивая края покрывала в узенькие щели между бревнами.

– Бабушка, расскажи мне еще раз, что я должна сделать завтра, – попросила я. Очень хотелось отвлечься и не кричать от боли, пока мама с трудом разрывала пряди моей косы.

– Амея, ты что, действительно собралась завтра гадать?! – неодобрительно сказала мама и больно потянула за волосы. Надеюсь, не специально.

– Ой-ой! – не выдержала я.

– Прости, – искренне ответила мама. Значит, не специально.

– Милата, отчего ты против? – пришла мне на помощь бабушка, не слезая со стула и продолжая бороться с неподатливой тканью.

– Инария, но это же полная глупость, – возмутилась та.

– Не стоит так говорить… помниться, ты и сама гадала, когда тебе исполнилось семнадцать.

– Да, и очень об этом жалею. Я совершенно ничего не увидела и только потеряла время.

– А я видела, – не унималась бабушка, – видела ослепительно голубую воду. Небольшое озеро такой красивой формы, точно бы два круга соединили, – бабушка отвлекалась на время от своей работы, присела на табурет и закрыла глаза, словно пытаясь припомнить свое видение, – красивые деревья вокруг. Очень чудные, я таких и не видывала никогда. И батюшки мои! Там так ярко светило солнце, слепило сильнее, чем тут, а мне все нипочем было, даже прохладно и ветерок приятный. И уж не припомню, что я такое ела вкусное… да и как тут припомнишь, ежели я такого отродясь не пробовала.

– Инария, Вы сидели возле реки, а в глаза светило солнце, ничего другого, кроме солнца и воды Вы и не могли увидеть, – настаивала мама.

– Так ведь я видела не реку, а озеро, – обиженно промямлила бабушка и снова забралась на стул. – Амея, не слушай ее. Раз хочешь идти гадать, иди и гадай.

– Да, Амея, иди, гадай, но только не расстраивайся, когда ты ничего не увидишь, – съехидничала мама.

Меня, если честно, забавлял их разговор, они никогда по-настоящему не ругались и не злились друг на друга. И мама специально подтрунивала над бабушкой, я это замечала.

– Ну, вот. Гляньте-ка, как окно занавесила, – бабушка, довольная собой, отошла от окна и стала рассматривать результат своих трудов.

– Ну и зачем это? – буркнула мама, раздосадованная тем, что ее покрывало теперь безвозвратно потеряно.

– Так-то оно краше стало, – улыбнулась бабушка, – да и зимой, глядишь, не так поддувать будет… а то ведь спасу нет от холодины этакой! Мы его вот тут подоткнем, – бабушка вновь подбежала к окну и продемонстрировала подходящие щели, – чай, теплее будет.

Мама бессильно всплеснула руками, но спорить не стала и продолжила расчесывать мои волосы. Бабушка тем временем энергично подбежала к своему комоду, который стерегла как зеницу ока – никому и никогда не дозволялось его трогать. Оттого-то я и следила теперь за каждым ее движением. Она достала оттуда маленький предмет и, прижимая его к груди, подошла ко мне.

– Ох, – шепнула она, протягивая руку, – вот, Амея, возьми.