Вопреки нынешнему мнению матери обо мне, воровство вовсе не является моей «изюминкой». Но, если вы сейчас спросите маму, она наверняка изобразит меня первостатейной уголовницей. Послушать ее, так я ничуть не лучше тех актрисок, которые слоняются по крупным универмагам и воруют по мелочи, а потом причитают в телерепортажах, до чего скучно им живется. Бла-бла-бла. «Тебе нельзя доверять». Мама реально заливалась слезами, плакала по-настоящему, когда сестра передала мне в аэропорту свой телефон. «Как ты могла покуситься на частную собственность Линетт?» (Хм. Легко?)
Бла-бла-бла. «Жаль, что я так плохо разбиралась в вопросах воспитания, когда тебя растила». Будто я не очень удачный абзац, который она хотела бы удалить и написать заново, но случайно уже отправила в этот мир содержащий его и-мейл.
Хорошая же новость заключалась в том, что я теперь была в Лос-Анджелесе, а моя мама – по-прежнему в Атланте, вместе со своей жуткой женой и моим свежеиспеченным братиком Бёрчем. «Как? – вопрошала мать. – Как вообще в аэропорт Атланты пропустили девочку, которой едва исполнилось пятнадцать лет? Ты принимаешь наркотики?»
Какое-то время она орала на мою сестру, а та, подальше отнеся телефон от уха и прикрыв его рукой, сказала театральным шепотом:
– И не воображай, Анна, что ты выбралась из кучи дерьма. Потому что ты в ней сидишь по самые уши.
Но куча дерьма – понятие по определению относительное, и здесь, на Голливудских холмах, особенно в доме сестры, полном зеркал и ослепительно-яркого света, было очень трудно представить, что мне действительно что-то угрожает. Обстановка ее жилища была продуманно минималистичной. В гостиной – дзен-фонтанчик, гигантский белый диван, кофейный столик и, в общем-то, больше ничего. Гостиную и спальню разделяли полупрозрачные раздвижные двери. Спальня словно появилась из «Тысячи и одной ночи»: вышитые подушечки, бархатные шторы и очень низкая кровать. Будь моя сестра не такой хорошенькой, ее дом, пожалуй, мог бы показаться несколько нелепым – слишком много подушечек и свечечек в спальне и слишком мало стандартных продуктов питания на кухне для рядового человеческого существа, например, в моем лице. Но вместо этого возникало ощущение, что вы оказались в святилище какой-нибудь египетской богини, наполненном парфюмами, которые можно купить только в Европе, дорогим макияжем в дизайнерских черных коробках и решительно нефункциональным бельем. У меня мелькнула мысль, что сестра вполне могла бы оказаться шлюхой, но эдакой тщательно законспирированной шлюхой, по-настоящему благоухающей и чистенькой. Но даже у меня хватило ума не спрашивать, не в этом ли заключается та самая вторая ее «фишка», хотя у нас с Дун и были кое-какие соображения на этот счет.
– Пройдемся завтра по магазинам? – спросила я.
– Ты что, плохо слышишь? У тебя серьезные проблемы, – ответила сестра. Потом она не удержалась от смешка: – Итак, ты украла кредитную карту Линетт.
– Я ее не крала.
– Ты что, планируешь выучиться на адвоката? Ты украла номер карты.
– Я использовала номер, – поправила я ее в легком раздражении от того, что она вообще подняла эту тему. – Там было меньше пятисот долларов.
Засыпая в блендер какой-то зеленый порошок и заливая туда йогурт, сестра краем глаза следила за мной, словно я могла внезапно удариться в бегство.
– Ну а это тут вообще при чем?
– Что там у тебя такое?
– Зелень и пробиотики, – сказала она. – Рыбий жир, витамин В, сок ягод асаи и травы от моего китайского доктора. На вкус все равно что компостную яму вылизывать, так что будем надеяться, что эти смеси приносят и другой результат, помимо моего банкротства.