Есть ли правда в такой истории? Однозначно.

Эта правда имела место быть и до сих пор хранится в архивах.

Но также существует и другая сторона медали:

Одной из моих первых собеседниц в Америке была бабушка Джастина (прим. муж автора). Марджери родилась в 1937м году и на момент одного из самого значимого для американских феминисток события ей было 26 лет. На тот момент она была уже женой и матерью двоих детей (один из мальчиков стал отцом моего мужа). Многие ей завидовали, так как замужем она была за богатым рейнджером – владельцем фермерского поместья. Дедушка Джастина не только баловал её, дарил украшения и скупал понравившиеся ей картины, но и принимал активное участие в воспитании детей.

Марджери одевалась в красивые элегантные платья, пошитые специально для нее, и ни в чем себе не отказывала.

Наверняка, феминистки сейчас бы попросили меня заткнуться, а заодно провели бы ликбез на тему золотой клетки и отсутствия свободы у Марджери. Но бабушка мужа уже давным-давно обогнала их и поделилась со мной тем, что она тогда чувствовала.

Марджери было дозволено (вернее ей никто не запрещал) видеться с подружками на собрании книжного клуба или кружке шитья, она могла покататься на лошади верхом, если ей так хотелось, а также могла беседовать с мужчинами в кантри клубе, куда они выбирались на выходных с мужем. Она никогда не чувствовала себя человеком второго сорта.

Она была любимой женой интересного и привлекательного мужчины, которого любила всем сердцем.

Хотя однажды она изменила ему с почтальоном. Так уж вышло, она не гордилась своим поступком и сразу после случившегося уехала из дома. И, представьте себе, даже в такое сложное время для женщин, муж простил её и умолял вернуться.

Можно, конечно, махнуть на меня рукой и сказать: «Ой, Надя, сказки рассказываешь!». Или предположить, что Марджери просто повезло с мужем.

Но мама Джастина тоже решила поделиться со мной воспоминаниями, но уже о своей маме и о том времени, когда она сама была юной девочкой, подслушивавшей разговоры взрослых за обеденным столом.

На этом месте хочу дать слово Кимберли (моей свекрови).

«Я помню то время, мне тогда было лет 6, и мама часто брала меня с собой по делам. Мы ходили в магазины, салоны красоты и на бранч с мамиными подружками. Честно говоря, я не помню, чтобы хоть одна из них жаловалась на мужа. Да, обсуждения однозначно случались, но это было что-то незначительное. Например, Стивен опять забыл вынести мусор. Или Джейкоб поставил пятно на рубашке, а мне теперь отстирывать. Мама всегда смеялась над женщинами-феминистками, которые жаловались на мужчин. Она, говорила, что им следует лучше читать Библию и вести себя прилично, и тогда-то они перестанут встречать всяких придурков. Кстати, только сейчас вспомнила! Я однажды назвала себя женщиной, как тогда было модно, а мама меня одернула и сказала, что я ЛЕДИ, а не женщина.

Да, сейчас странно это осознавать, но в 1970-е обращение «женщина» на юге США считалось чем-то унизительным. Я думаю, так получилось потому феминистки часто употребляли это слово на своих митингах и демонстрациях, и из-за их поведения многие начали ассоциировать слово «женщина» именно с ними. Понимаешь? Вот существовали ЛЕДИ, которые всегда красиво и опрятно выглядели, они посещали церковь, воспитывали детей, а ещё были ЖЕНЩИНЫ… они носили мальчишьи стрижки, курили в ресторанах и старались быть похожими на мужчин.

Ещё помню, как моя мама была напугана тем, что её хотела поцеловать женщина. В то время слово гей употреблялось в контексте «счастливый, радостный». И вот однажды во время довольно долгого разговора в парке с незнакомкой, она (эта женщина) спросила маму: «ты гей?».