– Давай с тобой договоримся, – Кортес встал с кресла и вплотную подошел к Престону. – Нет ничего человечного в том, что мы делаем. Будут страдать неповинные люди, будет кровь, страх, ненависть, слезы. Мы делаем очень и очень плохое дело. Там нет места сожалению, сочувствию, милосердию.

Только так!

– Я понимаю…

– Плохо понимаешь! – Кортеса уже понесло. – Для тебя важно только твое и это правильно. Для Троя, Ская, Дока, Хироши и всех остальных нет ничего важнее собственной жизни. У них у каждого своя боль и трагедия. Было бы гладко все в их жизни, то никого бы здесь не было. Тебе никто просто так не поможет. Вот поэтому я придумал план, где интересы всех сойдутся. И тебе, кстати, тоже нужны средства, чтобы жить после всего. Жить придется в бегах, в тайне, с другими именами и так далее. Я прав?

– А ты бываешь не прав? – вопросом на вопрос ответил Престон.

– Ты не должен колебаться, – он проигнорировал реплику Престона. – На кону очень многое. На кону жизнь…

– Я знаю! – нервно выкрикнул Престон. – Я живу с этим! Каждый день.

– Выбрось ненужные сомнения из головы. Отправляйся в отель. Прими душ, приведи себя в порядок, отдохни. Завтра поедем на стрельбище.

– Для чего?

– Я хочу, чтобы ты уверенней обращался с оружием. Хотя стрелять, я думаю, тебе не придется.

– Но чем черт не шутит, ты хочешь сказать.

– Бывает всякое.

– Ты же все просчитал, – с поддевкой сказал Престон и тут же почувствовал этот страшный взгляд старого друга.

– Я позвоню завтра с утра.

Кортес закончил разговор, отвернувшись к океану.

– Хорошо. Как скажешь.

Реймонд Престон тихо покинул дом. Кортес постоял немного, понял, что проголодался и с мыслями о том, чем же можно подкрепиться вошел внутрь. До кухни он не добрался. На полпути его остановила Вонг. Она стояла в двери спальни в легком коротком цветном шелковом халате. Молодость, красота, манящая гладкая кожа, минимум косметики, блестящие волосы и озорной взгляд.

– Хорошая пижамка, – Рауль смело подошел к ней. Она обняла одной рукой его за шею, другую положила на бедро и впилась ему в губы. Он без сопротивления ответил на поцелуй. К чему условности и ложный стыд. Она прекрасна, сексуальна. Он всегда нравился ей. Даже очень.

Принцип Рауля гласил – никогда не упускать свои шансы. И сейчас грех было отказаться. Они прижались друг к другу силой, ощущая обоюдное желание с приятной дрожью.

– Я безумно соскучилась. Ты всегда был рядом со мной.

Рауль, молча, с легкостью, подхватил ее на руки и внес в спальню. Поел он уже поздней ночью, когда приятно замученная Вонг устало, умиротворенно уснула.

Вонг (Мэй Джунг.)

Рауль Кортес неспешно шел по Сан-Джулиан стрит в районе Даунтаун Лос-Анджелеса, наслаждаясь обществом милой, красивой девушки с броской восточной внешностью. Она ела мороженое в рожке, кокетливо улыбалась, часто игриво поглядывая на спутника.

– Я так рада, что ты приехал!

Она, не стесняясь, прижималась к нему, брала за руку, трепала волосы на голове.

– Я чуть не уехала вчера в Сиэтл.

– Я нашел бы тебя и там, – уверенно заявил Рауль, – Скажи, как поживаешь?

– Мог бы чаще интересоваться, – наигранно обижаясь, произнесла она.

– Не люблю навязываться и мешать.

– Не говори ерунды. Я часто думаю о тебе.

Она остановилась, сняла очки с насыщенно синими стеклами. Поправила свои длинные цвета вороного крыла волосы и посмотрела на Рауля взглядом провинившегося ребенка.

– Я теперь американка. Окончила университет. Меня уважают, я востребована.…И это благодаря тебе…

Память перенесла ее в прошлое. Страшное время. Она сидела на картонном ящике, рядом с фанерной дверью с двумя красными иероглифами. Воняло прокищей капустой и фруктами, кошка доедала остатки полусгнившей крысы. Один глаз не хотел открываться, левая рука чесалась нестерпимо. Места уколов сильно воспалились и начинали гнить. Она ждала, когда вернется Делун и даст ей хотя бы таблеток. После тех трех вьетнамцев она заслужила. Тело болела невыносимо, низ живота и лобок сплошная гематома, спина в кровоподтеках, кожа на голове горела огнем. Они таскали ее за волосы, били и кусали, плевами, пинали и трахали без остановки. Они обкурились какой-то дряни и не чувствовали усталости. А она чувствовала… Пустоту и отчаянье…