– Тысяча чертей! – в сердцах воскликнул боцман, случайно подслушав их разговор. Он хлебнул ром из бутылки и покачнулся. – Триста акул мне в задницу, если это правда!

– Эммануил, ты хочешь сказать, что это не «Black Star», а «Мари Роз» – Летучий голландец? Я правильно понимаю? – девушка испуганно осмотрелась кругом.

– Да, дорогая, и мы с тобой плывем на корабле-призраке, пропавшем в том далёком ноябре 1740 года и вынырнувшем в декабре 2076 года. И я полагаю, что именно из-за какой-нибудь пятиминутной разницы во временах, по-разному текущих на борту «Black Star» и «Мари Роз», пассажиры ни одного из наших судов не увидели друг друга вживую.

– Тысяча чертей! – с сомнением в голосе повторил боцман и хлопнул себя по животу.

Тут он увидел друга, сдавшего вахту.

– Жан, хочешь согреться? Полбутылки рома осталось как раз. Пей, друг!

– Ну, так нельзя, братцы! Пойдём-ка, закусим чем-нибудь. Йохо-хо! – матрос сделал ещё несколько глотков и отдал бутылку хозяину.

Боцман сосредоточился, чтобы удержать равновесие на ногах, и, держась за поручень, выверенным движением пошарил в глубоких карманах штанов:

– Где мой сушёный кальмар? На-ашёл, однако. Держи, браток. Отменный закусон!

Затем боцман обернулся к молодым людям:

– Мадемуазель, месье, только тсс-с! О дневнике никому и ничего! Утро вечера мудренее. Летучий голландец скрылся в дымке, словно мираж, да был ли он? Ром его знает, – он качнулся, потряс бутылкой и обнял друга. – Мыс Доброй Надежды ждёт нас, как и прежде! И согласно заданному курсу мы туда идём. Споём, Жан?

И нестройными голосами старые морские волки затянули любимый мотив: «Йохо-хо, йохо-хо и бутылка рома!»

Брачное агентство «Семейство лилий» располагалось на сто тридцать девятом этаже новенького небоскреба на Энцеладе. Молодая женщина средней комплекции по имени Пульхерия вышла из скоростного лифта и направилась в офис 139-1001, где и была приёмная «лилий». Атмосфера здесь царила непринуждённая. Заявления принимали в порядке живой очереди, далее новеньких приглашали к психологу, чтобы подобрать клиенту подходящую пару. Мужчины направлялись в западное крыло брачного агентства. Женщины – в восточное. Пульхерия робко вошла в кабинет психолога. Её встретила понимающая улыбка специалиста.

– Зовите меня просто бабушка, если хотите – бабушка Арина, – сказала она, приглашая широким жестом клиентку присесть на диван.

Пульхерия осмотрелась. Кабинет напоминал нехитрую гостиную в глухой деревеньке на Земле. Посередине стоял скромный диван, накрытый шерстяным одеялом в красно-зелёную клетку. Домотканые полосатые дорожки лежали на полу перед ним. Рядом с диваном ютился низенький круглый столик, прикрытый дешёвой клеёнкой с нарисованными подсолнухами. Кипел самовар на столе, и белые чайные чашки в красный горошек ожидали гостей. Пышно цвела розовая герань в керамических горшочках на длинном подоконнике, зеленела традесканция, свешиваясь ниже уровня батарей, и уютно примостился деревянный ящичек с рассадой помидоров. Сквозь гипюровые занавески с петушками просвечивало далекое солнце. Дерево фикуса в квадратной кадке в углу тянулось ввысь к трёхметровому потолку. С потолка свешивались три фонарика деревянной люстры. Обстановка благоприятствовала задушевной беседе.

Хозяйка и гостья присели на диванчик. Душистый чай из чабреца и мяты успокаивал нервы и снимал неловкость, вызванную официозом.

– Расскажите о себе, дорогая Пульхерия. Кстати, как вас звали в детстве?

– Когда как Поля, иногда Уляша, Уля, кому как нравилось.

– Я буду вас называть Уля, и перейдем на «ты», договорились?