…Было то на Кавказе – в аэропорту Минеральных Вод. Откуда, с поличным арестованного Никифорова, совсем не с почетом по-генеральски, а наоборот – как обычного уголовника – в наручниках и под конвоем выводили на летное поле к машине, следовавшей на вертолетную площадку, чтобы доставить, оттуда в столичный следственный изолятор.

– Долетел сюда он, видать, благополучно, коли, только через целый месяц венок понадобился, – присвистнул от удивления Калуга.

И тут же погасил, вспыхнувшую, было, в душе тревогу:

– Ответил, мол, за все!

Хотя покойником вполне мог бы быть и другой генерал с этой, весьма распространенной фамилией.

– Вот, только, вряд ли бы того стали выносить из постпредства Горской Республики, – сам себе возразил на это объяснение Сергей.

Ведь именно в правительстве этого государственного образования, до своего ареста Никифоров исполнял обязанности вице-премьера, курировавшего деятельность силовых ведомств.

Самые разные мысли встревоженным роем поднялись в голове Калуги в связи с полученным им от директора заданием.

В том числе и подтвердив правоту древних философов, утверждающих, что:

– «Нет милее, прекраснее и сладко пахнущей картины, чем смердящий труп врага!»

Уж они-то поняли бы наверняка:

– От чего это, оказались, не в пример прежним траурным лентам, столь аккуратными, четкими и красивыми буквы. Что исполнил именно сейчас художник по траурному черному крепу.

Как-никак, водила кистью рука человека, чудом оставшегося в живых после неоднократного «дружеского» участия в его судьбе, лично этого самого – только что отправившегося на небеса, уголовного жмурика.

– И вовсе не он виноват, – понимает бывший сержанта Калуга, что стал врагом тому, кто командовал им когда-то на службе в Афганистане. И кто так и не стал его спутником в несостоявшемся походе к лавиноопасному перевалу на Северном Кавказе.

– Генерала, выходит, хоронят именно сегодня, – ещё и горько усмехнулся тот, кого сам Никифоров при своей жизни не раз приговаривал к смерти. И даже, чуть реально ли не похоронил под толщей снега!

Именно так и было прошлым летом.

Нисколько не «загибает» Сергей Калуга, оценивая жизненный путь того, кому адресует поминальные слова на черной материи.

– И, если бы ни ошибка преследователей, еще неизвестно, по кому бы нужно было еще раньше выводить траурную надпись на ленте к скорбному венку? – вздохнул Сергей. – Вот уж действительно и многократно – «Мертвый недруг благоухает пуще амброзии!»

Однако и особой радости он сейчас не испытывает.

Прежде, даже рискуя получить ответный «гостинец» от, лично «спроваженного им за решетку» преступника «с лампасами», Калуга еще надеялся на иное завершение истории с рюкзаком, полным долларов:

– Посадят, дескать, чтобы не разводил коррупцию!

Но не думал он, что развязка дойдет так далеко – до могилы!

Все же, и не без реальных опасений, полагал:

– Помогут свои люди генералу выйти сухим из воды, спасут от решётки обширные связи и покровители.

Оно же вот как все обернулось…

Пока просыхала, разведенная на олифе, золотистая бронзовая пудра:

– «Генералу Никифорову от…»

Сергей Калуга, в своей обжитой до последнего уголка, «художественной кондейке», успел вдруг «на смерть» разругаться с недавней подшефной и помощницей.

– С «толстой дурой», – как едва ли ни вслух и при всех не окрестил Любочку.

И поделом!

Так как, почти всё имущество «туристского проката», только что принятое ею с хихоньками, да хаханьками от неведомых теперь, клиентов, снова было точной копией утрешнего:

– Того самого, что уже с самого утра заставило Сергея порядком надышаться вонью разложения палаточного брезента и перкаля от сырости и плесени.