– Что случилось? – осмелилась спросить Офелия.

К её огромному удивлению, Гамлет ответил. И даже, вроде бы, без насмешки…

– Чтобы кто-то захотел поплавать, у него непременно должно что-то случиться?

– Я о ранке на губе.

– Ах, это… – парень провёл по своему рту подушечками пальцев, слегка поморщившись – видимо саднило. – Ничего такого.

– Болит?

– А что, хочешь пожалеть? Обнять? Утешить? Я не против. Ныряй! – И снова в его голосе зазвучали надменно-язвительные нотки.

– Спросила исключительно из вежливости, – соврала Офелия, ответив столь же неприветливо, и встала на ноги, намереваясь уйти, полагая, что совершенно бессмысленно стучаться в дверь, когда она не просто заперта, а и вовсе ещё не прорублена.

– Подашь полотенце? – внезапно попросил Гамлет.

– А сам не справишься?

– Легко! Но учти, я как оголённый провод…

– Что? То есть… ты… – и, зардев Офелия, охваченная небывалым прежде смущением, попятилась.

Гамлет язвительно усмехнулся, расправляя плечи и поднимаясь над водой почти по пояс. На его груди, в лучах заходящего солнца, блестели маленькие капельки влаги, подобно жемчужинам неправильной формы, стекавшие с кончиков волос. Офелия, затаив дыхание, с трудом сглотнула. Взгляд против воли скользил по фиолетово-багряным венам, что как прожилки мрамора испещряли бледную, не тронутую загаром кожу, и скоплению тренированных мышц. Но при виде чайно-розовых ореолов и пары тёмных бусинок-сосков, один из которых пронзало серебряное украшение в виде колечка, а над другим виднелась надпись староанглийским шрифтом на латыни, ни разу не целованная Офелия вовсе утратила самообладание, разволновалась и, уступив панике вожжи, схватила с помоста полотенце, бездумно бросив его на голову блондина прямо в воду.

– Ты что творишь?! – воскликнул он, выбросив вверх руку, чтобы уберечь от намокания хотя бы часть махровой ткани. – Я же пошутил!

По позвоночнику Офелии, ставшим прямым как жердь, прокатилась волна неприятного жара. На миловидном лице отразилось нечто сложное, многоликое. Не ясно было собирается девица разрыдаться или гневно закричать.

– Дурные у тебя шутки, – в итоге оскорблённо фыркнула она и, сделав над собой усилие, немедленно засеменила к вилле.

– Как и твой характер! – крикнул ей вслед Гамлет. – Заканчивай строить из себя бедную сиротку. Я знаю таких как ты! Насквозь вижу…

– Тогда советую купить очки и зрение проверить, идиот! – не оборачиваясь ответила Офелия, сталкиваясь на террасе с Клайвом, который вышел на улицу с чашкой чая и увесистой книгой подмышкой.

– Что стряслось? – спросил он, глядя в пылающее возмущением лицо.

– Он невыносим, и я не справлюсь. Простите, – категорично заявила Офелия, фурией влетая в дом.

Негодование и обида охватили Офелию подобно яркому пламени, опасно вспыхнувшему в безветренный день. Она заметалась по спальне, словно бабочка, пойманная под стеклянный колпак. Каждое движение: будь то наклон головы, нервное потирание рук или горячее дыхание, срывающееся с губ мычанием, являло собой отражение неразрешённых чувств. Стыдливое смущение вилось змеиным клубком в животе, а путанные мысли, точно приговорённые к забвенью звёзды, беспорядочно вспыхивали в голове, срывались и гасли на дне сознания, где возбуждение сменялось полной растерянностью.

Остановившись перед зеркалом, Офелия взглянула на своё отражение, в котором угадывалась не только невинная красота, но и торжество внутреннего конфликта. Впервые в её сердце было так много разных чувств и губы, вдруг, невольно расплылись в улыбке…

– Идиот? – произнесла она с несвойственной ей язвительностью.