– Ха! Вот бы Жаду послать драться с фашистами! – заговорил Вовка, стараясь загладить вину. – Вот драпал бы! А?

– Скорей всего, к ним бы сбежал, к фашистам, – сказал Цыпа.

– Не… – заспорил Вовка. – Не сбежал бы. Они бы его с нашими заставили воевать, а он ведь трус. Только собак вешать может.

И опять замолчали в сумраке. Сидели, привалившись друг к другу, и тихо дышали, как один человек. Только Павлика не было. Потом послышались шаги, и Виталька угадал:

– Павлик.

Белая рубашка Павлика замаячила в двери.

– Где был? – спросил Виталька.

– С папой приемник доделывали.

– Работает?

– Работает…

– Хорошо слыхать?

– Хорошо… – тихо сказал Павлик. – Только… лучше бы уж плохо было слышно. А то включили, и сразу – бах – новость: фашистские диверсанты взорвали республиканский линкор… «Хайме Первый»…

– Во гады! – сказал Цыпа.

– И под Бильбао положение ухудшилось…

– Врешь, – по привычке сказала Валентина, но больше никто ничего не сказал, потому что понимали: Павлик не врет.

Митька подвинулся на скамейке и тихо позвал Павлика:

– Садись.

Внизу, за забором, на Жадиной веранде весело заорал патефон:

Вовка Шадрин пошевелился и медленно сказал:

– Хлопну я из рогатки этот ящик с маркизой. С крыши его хорошо видать!

– Я тебе хлопну! – пригрозил Митька. – Молочный снайпер… Люди с фашистами воюют, а ему только бутылки да пластинки бить.

– Воюют… – сказал Вовка тихо и обиженно. – Я же не могу там воевать. Если бы пустили да винтовку дали…

Никто не засмеялся. Потому что каждый знал: если бы пустили и дали винтовку… Ну а что, в самом деле, разве не вышли бы из них снайперы?

– Пустят тебя… – заметил Серёга. – Они своих-то пацанов отсылают подальше от беды.

И сразу вспомнился им вокзал, люди, цветы, плакаты, деловитое буханье барабана, и голоса труб, и шестеро темноволосых мальчишек, растерянно вышедших из тамбура на дощатый перрон. Обыкновенные пацаны, худенькие, тонконогие, некоторых можно одной рукой на лопатки уложить. Только загар потемнее, чем у здешних, вот и все. Даже не верилось, что эти ребята строили баррикады, а может быть, и стреляли по врагам. Потом автобус увез испанских мальчишек в дом отдыха Рыбкоопа, а наши ребята пошли бродить по улицам.

Надо было готовиться к экзамену по арифметике, но они ходили по рассохшимся деревянным тротуарам, растревоженные и недовольные тем, как устроен мир. Там, на вокзале, их на секунду задела грозная жизнь Испании, а сейчас в заросших лебедой газонах мирно стрекотали кузнечики и тишина висела над городком. Зной раннего лета жарил мальчишкам плечи.

Они ходили, позабыв, что надо учить правила действий с дробями, спорили о боях под Мадридом, и только смуглый сердитый Цыпа был молчалив и спокоен…

– Не дадут нам винтовки, – сказал в темноте Павлик. – Чего ж говорить…

– А что делать? – спросил Вовка.

Это был серьезный вопрос.

Это был очень серьезный вопрос, потому что в самом деле нельзя же сидеть просто так, когда «юнкерсы» бомбят Университетский городок Мадрида, когда войска Франко осадили Бильбао – столицу басков, когда взорвали республиканский линкор… Но что делать?

– Учиться стрелять, – твердо сказал Митька. – Это нам еще пригодится. Не в заборы пулять, а как следует. Чтоб отряд у нас был настоящий, а не то, что сейчас. Чтобы, когда надо, мы сразу… Ну все равно сейчас мы больше ничего не можем.

– Хорошо тебе, ты в кружке, – откликнулся Цыпа. – А мы что? Из луков да из луков.

– Я Скобелева упрошу. Пусть всех запишет. Я за ним по пятам буду ходить, когда из отпуска вернется.

– Мы тоже будем, – сказала Валентина.

– А луки тоже нельзя бросать, – продолжал Митька. – Думаете, я на значок сдал бы, если бы из лука не стрелял? Он глазомер развивает и руки.