– Генерал-адъютант Орлов… – Государь выслушивал своих советников в том порядке, в котором они расположились в кабинете.

– Ваше Императорское Величество… Верхом самонадеянности я считал бы слепую веру в нашу победу, когда ни одна из держав нам не подставит плечо. Согласен с князем Воронцовым. Польша и Финляндия меньше пятидесяти лет в составе Империи. Это одно поколение. Союзники долго думать не будут. Это они сейчас не решились – еще год войны, и условия будут другими. По сравнению с такими опасностями, жертвы, которых от нас теперь требуют, ничтожны, минимальны и на них должно согласиться…

– Барон Мейендорф.

– Дальнейшее ведение войны ослабит казну настолько, что мы неизбежно придём к банкротству. Не вижу в этих условиях ничего такого, что помешало бы за некоторое время восстановить состояние казны и армии. Пусть потешатся. Пока что…

– Граф Киселёв.

– Народ истощён и зол. В каждой войне есть смысл, если она ведёт к победам. Викторию же в одиночку не одержать. Следует согласиться и искать союзников в Европе. Союзников против Британии в первую очередь. Те никогда не успокоятся. Мир с Англией – всегда явление временное, пока лев не отоспится и не залижет раны.

– Граф Блудов.

– Ваше Императорское Величество, моя позиция Вам хорошо известна. Быть в числе великих держав – значит нести крест ответственности. Я не знаю, что мы потом скажем сербам. Я не найду слов для наших моряков. И не сумею оправдаться перед православными, что в Турции осеняют себя таким же как и мы крестным знамением. Условий не принимать. Таково будет моё слово.

Император встал с кресла и, всё так же держа руки за спиной, опять подошёл к окну – теперь ему следовало принять решение. После долгого молчания, за время которого каждый из выступивших продумал сказанное ним еще раз и убедился в собственной правоте, Император огласил свой вердикт:

– Посему и быть. Каждый из вас сказал слова, ведомый искренним желанием благополучия России. Нессельроде – повелеваю вступить в переговоры и готовить мирную конференцию. Всем спасибо. Великий князь, останьтесь…

Константин Николаевич всё это время не сказал ни слова, но он был посвящён в тему вечернего собрания в Зимнем.

– Скажи мне, брат… – Император обратился к Великому князю, когда дверь кабинета закрылась за графом Орловым, выходившим последним. – Ты, как адмирал, как управляющий морским ведомством, сможешь ли повторить то чудо, что сотворил вместе с Путиловым[8]?

– Ваше Императорское Величество, как это сделать, мы понимаем. Но как же запрет на флот в Чёрном море?

– Пока Нессельроде будет торговаться, нам нужно уже размышлять на десять лет вперёд. Как запретили, так и отменят. Не бывает вечных договоров. Вон, Австрия – тому пример.

– Только наш великий предок мог с мужиками флот на Плещеевом озере заложить, – князь Константин взглядом указал на портрет Петра Первого. – Времена другие. Топором да сноровкой уже не управиться. Слова Горчакова мне запомнились: пока мы три месяца полки в Крым ведём, пока порох на подводах тащим, англичане всю Европу на судах за месяц обходят.

– И флот будет, и Севастополь. Пусть дипломаты свои интриги плетут. Наше дело – быть готовыми, когда они одержат победу на своём фронте, а для этого… Ты готов, брат? Только тебе могу доверить.

– Не впервой, государь. Мужики на путиловских верфях говорили – сдюжаем. На тот случай план уже продуман в общих чертах: была бы железная дорога до Севастополя, разве решились бы союзники на осаду? Нет. Был бы флот броненосный, подошли бы на рейд? Точно нет. Металл нужен. Наш металл. Тогда и лист броненосный сделаем, и рельс. Немногим больше мы, чем Англия, нам без дорог будущего не видать.