– Мне так неудобно, – переминаясь с ноги на ногу, проронил Чан, и мальчик поднял уставшие ждать синие глаза. – Самый первый автономный человек, Джаин – так его зовут… вы позволите оставить его под моим началом? Я нуждаюсь в его помощи, он дельный человек…

– Если нужен, оставляй. И скажи Кану, чтобы отобрал самых влиятельных покупателей и первых рабов вверил им, – на этом повод пребывать в благовидном тронном зале у Чана испарился. Вэнтэр, без сомнений лишённый повода сердиться, но и не особо радостный – изгнал науку из храма власти. А время изгнало из реальности те дни, когда рабы дремали, и под неусыпным надзором неба – люди разлетелись кто куда.

Первые покупки не превышали одной особи, но очень скоро людской труд сосредоточил на себе неподдельный интерес; от богатого до нищего нэогары возжелали заполучить бессмертного человека-раба, если бы ещё позволить себе его мог каждый… При всём этом – количество предзаказов ушло далеко за тысячу рабских сердец в первый же месяц, когда произведено было чуть больше двухсот. Президент проекта, хоть с Джаином, хоть без – никак не поспевал за аппетитом покупателей.

Золотое пятилетие – так вошёл в историю бархатный период, когда ненасытные нэогарские хозяева, то и делали, что копили средства на покупку раба из плоти и крови. Вэнтэр и без того превосходил богатством любого на планете, а с подобным доходом – равных ему и не станет. Но Золотое пятилетие окончилось, и ажиотаж вокруг людей угас. Стандартом обратилось обладание двумя- Тремя рабами. Теперь, личным человеком никого не удивишь; если раньше, чем лучше выглядел твой раб, тем выше был твой статус – теперь, это утратило значения. Никогда не удавалось встретить человека, заплывшего жиром, но сейчас – не удастся встретить человека, у которого жира было достаточно.

Само с собой, падение интереса заставило поначалу сбавить производство, а затем и вовсе его прекратить. Чан смирился с утратой золотых времён; его поглотили новые исследования, они его и спасли. Если мечам нужна заточка, а войнам брань – учёным нужно утонуть в науке.

Джаин снова умудрился выделиться, даже когда интерес к рабам обветшал. Он отличался от миллионов других людей хотя бы тем, что оставался ухожен и сыт. Одежда его была цела и чиста; пусть не всегда с иголочки, но это всяко лучше многолетнего рванья, где от пуговиц или молний остались только следы. Люди поплотней подтягивали пояса из истрескавшейся кожи, и несли своё бремя, неспособные что-либо изменить. В этом даже Джаин был серой массой… но, пожалуй, только в этом. Времени у него порой было так много, что накатывала скука. Из недели в неделю арсенал любимых занятий истощался; со временем всё приедалось, и даже Чан с его поручениями не спасал от тоски.

Когда стало ясно, что грядущий вечер освободился от дел, и во всём дворце не осталось ничего не опостылевшего – Джаин сыскал выход. Он, в лёгком осеннем плаще цвета древесной коры покинул стены замка, открываемые людьми взамен нэогаров. Кости на их спинах, рёбра и скулы – выпирали из-под тонкой кожи, но они даже не жаловались. Что уж там, смотрели только вперёд, дабы не стеснять господина, вышедшего на прогулку. Видеть это первейшему рабу стало больно; он старался закрывать глаза, но от боли не сбежать.

Мощёная тропинка привела его вначале к внешним стенам, а затем в столичный нэогарский квартал. Пусть уже свечерело – в свете уличных фонарей всё ещё можно было увидеть нэогара, что гуляя по дороге пинал раба, драявшего улицу, или чистевшего и так чистый дом. И правда, как раб посмел не поклониться хозяину, которого даже не знал.