Он снова целует меня, и я отвечаю ему так страстно, как только могу. Его руки сжимают мои бёдра, и я выгибаюсь, тяжело дыша. Интересно, как это выглядело со стороны?

На площадке же царила такая гробовая тишина, что мне начало чудиться, будто я слышу звон в своих ушах. Казалось, что прошло уже полчаса, но умом я понимала, что прошло минут пять, не больше.

– Снято! – вдруг скомандовал Грегори.

Я распахнула глаза, и Виктор слез с меня весь взъерошенный и слегка румяный. Я бросила на него беглый взгляд и заметила, что он такой худой, что аж рёбра торчат, а выражение лица у него донельзя забавное.

– Превосходно! – воскликнул Грегори, пару раз хлопнув в ладоши. – Арден, ты превосходна! И это с первого раза!

Я смущённо улыбнулась ему. Все вокруг так же выглядели впечатлёнными, даже Дора, притаившаяся за углом, как мышонок.

– Я так боялся, что вы начнёте смеяться, но вы меня порадовали, ребята.

Отечески-снисходительный тон Грегори меня раздражал. На самом деле, я тоже была удивлена, что ни разу не рассмеялась. Хотя, возможно, моя новая техника сосредоточения помогла.

Я вновь взглянула на Матео, но он, отвернувшись, что-то обсуждал с оператором.

– К тебе претензий нет, душа моя, – проворковал Грегори, – но ты, молодой человек, соберись! Тебе нужно расслабиться, Виктор.

Он принялся раздавать ему рекомендация; ну, а я просто вздохнула от облегчения: сыграть постельную сцену, да ещё и с первого раза? Это явный повод для гордости, я считаю!

Каждую сцену мы снимали как минимум с трёх ракурсов, по шесть дублей. Но в этой сцене мне казалось, будто камера кружится вокруг нас, и я сама верчусь, как балерина на сцене, демонстрируя свои лучшие навыки.

– Ну что ж, давайте попробуем ещё раз. Виктор, ты готов? Арден?

– Да ещё хоть сто раз.

***

Съёмки закончились поздно, и вся съёмочная команда была вымотана. Грегори задвинул долгую и сентиментальную речь о том, какую хорошую работу мы проделали, но теперь нам остаётся лишь надеяться на лучшее. Нина, близнецы, Дора, Виктор и прочие – все глядели на Грегори с неподдельной скукой. Конечно, все слушали его из вежливости, уже предвкушая долгожданный сон, но я всё же прониклась его словами. Было в этом моменте что-то грустное, ведь мы расстаёмся на неизвестное количество времени, не зная, встретимся ли снова.

Однако вся команда разошлась так быстро, что я даже не заметила. Павильон опустел за пять минут, основной свет погас. Тем временем я продолжала сидеть посреди потускневших декораций, предаваясь своим расстроенным чувствам.

Но он подкрался ко мне сзади, выполз из темноты, словно ползучий гад, и напугал меня до чёртиков своим будничным тоном:

– Не думал, что ты ещё здесь.

Я вздрогнула, но не обернулась. От звука его голоса мне становилось не по себе. Наше удивление было взаимным.

Лукас стоял чуть позади, и я понятия не имела, что он делает и куда смотрит, но была уверена, что просто так от него не отделаюсь.

– Что ты хочешь? – сразу спросила я, чтобы избежать утомляющих разговоров.

– Мне просто захотелось тебя увидеть – вот и всё.

Я кивнула, но не взглянула на него. Всё внутри меня сжалось от дискомфорта. Лукас стоял достаточно близко, чтобы я почувствовала его запах. Он пах автомобилем, дождём и одеколоном.

– Арден, ты ведь заблокировала меня везде, забыла? Как ещё я с тобой поговорю?

Удивительно, что такой сообразительный человек, как Лукас Хилл, никак не может понять такого простого намёка. Я не хотела с ним разговаривать, да и слышать его жалкие обвинения не желала: боялась, что поведусь, прощу и снова позволю залезть себе в душу (и под юбку). Конечно, всё было не настолько плачевно, но мы всё же были вместе полгода, и я не знала, смогу ли удержаться от такого сомнительного соблазна. Мне было проще не видеть его вообще.